Сказания вьетнамских гор

Автор неизвестен

Лучше места не сыщешь в целом свете!

Куда ни взглянешь, везде следы копыт — их так много, как следов тысяченожек. От ног слоновьих в земле остались вмятины, огромные, как ступа. А медных котлов в селенье столько, сколько улиток в лесу. Дома там длинные, как звон гонга. Террасы широкие — птице не облететь. Возле каждого дома и на каждом крыльце скачут дрозды, резвятся золотые иволги. Узорные платки сушатся на шестах, им счету нет.

Два брата оставили коней на привязи, одолели двумя прыжками лестницу, потом дважды топнули ногою, и закачался

дом — семь раз качнулся вправо и семь влево.

И Зин вонзил нож в стену, И Лин вонзил нож в стену. Потом они уселись, руки положили на колени, тонкие оба, как нити, гибкие, как пламя. Славные гости, доброго обхожденья достойные.

Родные сестры храброго Дам Шана, Хэли и Хэанг, сидели в этот час за плетеной стеной.

Говорят они:

— Надобно гостей приветить! Эй, кто циновки стелет — несите-ка циновки побыстрее, кто стелет одеяла — несите одеяла! И изголовье приготовьте! Кто бетель подает, пусть несет бетель. Табак мелко нарежьте и положите в медную чашу. Бетель приготовьте искусно, в блюдо медное положите! О мужи! — сказали они затем. — Что привело сюда столь уважаемых и чтимых вождей? Что привело вас к нам, ничтожным?

— Мы пришли, сестра, не для того, чтобы валить плетни или ломать изгородь. Нет, мы полны смиренья. Мы лишь хотим одно дело с тобою рассудить.

Слуги постелили белые циновки, а сверху постелили красные циновки.

Направилась Хэли в Дамшановы покои, плывет Хэли, как пава, — стан у нее стройный, гибкий. Распахнула она две створки двери. В покоях — две скамьи и две подушки. Дам Шан в гамаке лежит, рассыпались по гонгу волосы.

И говорит Хэли:

— О брат мой! В дом нагрянули чужеземцы-тьямы, выйди приветить гостей. Старший из них посредине сидит, тебя дожидается.

Отвечает Дам Шан:

— Не стану привечать гостей! А вы зажарьте курицу и принесите кувшинчик вина. Молодого вина, пятидневного.

Холи все сделала, как брат велел. Положила в огонь курицу, — мало ей показалось одной курицы, еще одну зажарила. Рис очистила, и засиял он, как цветок эпанг, засверкал, будто солнце. Варить его стала. Быстро сварила: не успела изжевать листок бетеля, а рис уже и подавать можно. Разложила она яства на блюда чеканной меди, перед гостями поставила:

— Отведайте, гости.

И Зин пододвинулся к блюду, И Лин пододвинулся к блюду.

Говорит Хэанг:

— Отведайте моего риса, который плесенью пахнет, поганой похлебкой моей не погнушайтесь, курицу ястреб задрал, да жрать не стал. А стряпал для вас попугай, тот самый, которого ястреб трепал.

И Зин и И Лин съели самую малость и отодвинули блюдо.

Говорит Хэанг:

— Почему, о мужи, вы едва прикоснулись к рису, отчего погнушались моим угощеньем? Неужто напрасны наши труды?

Отвечает И Зин:

— Так сытно я никогда еще не ел. Дома один огурец грызу три года. А одного арбуза мне на три жизни хватило бы.

Кликнула слуг Хэанг:

— Эй, слуги! Бегите скорей за вином!

— Какой кувшин достать, о госпожа?

— Тот, что с черным-пречерным

вином, тот, что восемь лет в земле простоял. Тот, который с натугой поднимают пять пар рабов с шестами, а трое снизу поддерживают.

И закричали слуги:

— Несите мотыги, несите скорее, будем кувшин откапывать!

И обратились они к кувшину с такими словами:

— Не сетуй, господин, на судьбу! Пусть сладким будет твое вино, а не кислым. Пусть выпьют его за доброе дело, а не за злое. Эй, братцы! Дружно возьмемся и взвалим на спину!

И вносят слуги кувшин в дом.

— Кто лучше всех умеет привязать к столбу кувшин с вином, пусть привяжет. Кто горазд вешать гонги, пусть живо развесит гонги.

— А в какой из гонгов ударить, о госпожа? — спросили слуги.

— Ударьте в самые громкоголосые гонги, ударьте в самые звонкоголосые гонги! Бейте! Пусть их звон дойдет до всех краев! Бейте! Пусть услышат в каждом доме этот звон! Пусть он в землю уйдет сквозь настил! Бейте! Пусть его небеса услышат! Бейте, бейте! Пусть обезьяны от страха свалятся с ветвей на землю! Пусть нас духи его услышат и не причиняют зла людям! Пусть перестанут рыть свои норы мыши и кроты! Пусть змеи застынут в изумленье, пусть вздрогнут зайцы. Пусть поднимут уши лани и олени, позабудут о траве. Пусть все сущее слушает гонги Дам Шана!

И говорит Хэанг:

— Пейте вино. Оно будто ягоды в джунглях. Сварено всего три дня назад.

И Зин подошел к кувшину и стал пить. Вино было крепкое — еще не успело по глотке разлиться, а уж в голову ударило и уши у И Зина вниз опустились. Стал тянуть И Зин через тростинку вино. Сделал первый глоток — кувшин на треть опустел. Сделал второй глоток — кувшин опустел наполовину. Сделал третий глоток — в кувшине ничего не осталось.

Говорит И Зин:

— Я кувшин до дна осушил.

— Теперь воды налейте в кувшин, — велела Хэанг.

Тотчас наполнили кувшин водой, и Хэанг опустила в кувшин тростинку, стала пить. А пока она пила, И Зин говорил:

— Не станем скрывать, зачем мы к тебе пришли. Когда идут на рыбную ловлю, совет держат, как ловить рыбу. А у нас к Дам Шану дело, с ним совет хотим держать. Где же он, куда запропастился?

Отвечает Хэанг:

— Дам Шан дома, он в дальних покоях.

— Отчего же он не выйдет гостей приветить? Как льнет юноша к девушке, как ищет пчела цветок, так ожидали мы встречи с вами. А разговор у нас будет особый, без табака и бетеля не обойтись.

Услышала это Хэанг, поднялась и пошла к Дам Шану:

— О брат! Выходи! В дом нагрянули чужеземцы-тьямы. Старший из них ждет тебя не дождется.

— Что же им надобно?

— Сватать пришли тебя, брат. Сватать в мужья Хэни и Хэбхи.

— Нет, сестра! Не нужны мне в жены ни Хэни, ни Хэбхи. Устрой им пированье, вели забить буйвола, пусть и живого буйвола с собой уведут. Мало им покажется — бронзовый гонг прибавь, слона отдай, раба подари!

Вернулась из дальних покоев Хэанг, плавно станом покачивает. И говорит Хэанг гостям: