Скажи, что простишь
Шрифт:
С тихим рычанием он зарывается носом в мои волосы.
— Я хочу его убить.
— А я мечтаю насадить на кол каждую из твоих девок. И что будем с этим делать?
— Что делать? — угрюмо переспрашивает он, потом набирает полные легкие воздуха, выдыхает и сам отвечает на вопрос, — жить дальше. Мне все равно, кто у тебя был, и как долго. Ты моя, и я тебя больше никому не отдам. Я тебя люблю, а все остальное не имеет значения.
У меня екает с левой стороны грудной клетки.
— А раньше не любил, получается?
— Любил всегда, но только сейчас понял, что за любовь надо бороться до конца, — чувствую, как касается губами волос, — прости меня, Лен, за все. Я очень виноват перед тобой.
***
После его слов силы окончательно меня покидают. Я устало закрываю глаза:
— Не жди ответных признаний.
— Я не жду, — невесело усмехается он.
— Вот и молодец.
— Мне бы хватило обещания, что ты просто подумаешь о прощении.
— Никаких обещаний.
Хватит уже, обещали и клялись, когда женились, а фигли толку? Как два дурака, позволили каким-то сволочам вмешаться в нашу жизнь и развести по разным сторонам.
— Что мне сделать, чтобы ты поменяла свое решение?
Малов звучит так серьезно, что у меня щемит чуть ниже пупка:
— Что сделать? — глухо переспрашиваю у него, — найти того козла, или козу, по чьей вине все это случилось и переломать ноги.
— И тогда пойдешь со мной на свидание?
Я опешила:
— Свидание?
— Конечно. Мы же, считай, все заново с тобой начинаем.
— Ничего мы не начинаем! — возмущаюсь, а у самой так сладенько под коленями екает, что мурашки по коже.
— Начнем, — упрямится Егор, — я теперь от тебя не отстану.
— Да на фиг ты мне такой потрепанный сдался?
Грубовато, ну так и я не принцесса. Тем более обида еще не полностью трансформировалась в желание убивать виноватых, и по-прежнему кипит у меня в груди.
— Не потрепанный, а опытный, — невозмутимо произносит мой бывший муж, но я знаю, что мои слова его зацепили.
Ничего, потерпит. Нашелся тут опытный… Развели, как лоха…
Почему я не добила его в тот раз? Не докопалась до сути? Ах да, меня же тоже на крючок ревности поймали. Я после той бабенки с кальяном в таком состоянии была, что правдой и причинами вообще не интересовалась. Так что не только он лох.
Два лоха, не сумевших отстоять свое счастье.
Стыдно. И перед собой, и перед ним.
Но это не значит, что я готова мигом все забыть и простить. В голове столько дурных воспоминаний, что передергивает. И половина из них посвящена Мирону. Я же с ним была только ради того, чтобы заполнить пустоту, использовала как пластырь для душевной раны. Не испытывала ровным счетом ничего, но позволяла себя целовать…
Тогда думала, что помогаю себе, сейчас чувствую неприятную дрожь. А если бы я по дури замуж выскочила, или залетела от него?
Капец. Не могу удержаться, и
— Эй…ты чего?!
— Ненавижу, — произношу одними губами и отворачиваюсь.
— На свидание все равно пойдешь, даже если мне придется тащить тебя силой.
— Ты сначала реши вопрос с переломанными вражескими ногами, а потом будет видно.
Мне очень сложно рядом с ним дышать. Собственный разброс эмоций – от злости до желания визжать и восторженно хлопать в ладоши – просто убивает. Не могу понять, что делать дальше, как себя вести, куда деваться.
Хочу спрятаться, и в этом мне помогает Света. От нее приходит неприятное сообщение.
Я в больнице. С угрозой.
Ну что за напасть! И так столько всего на ее долю выпало, теперь еще и это.
— Ты куда? — спрашивает Егор, когда я вырываюсь из его теплых рук и вскакиваю.
— Мне надо к подруге в больницу.
— Что случилось?
Я пока не знаю подробностей, но уверена в одном — все беды от мужиков.
— Что-что…мерзавец у нее один случился, — ворчу и ухожу собираться.
— Тебя отвезти?
— Нет.
— Значит, отвезу.
Упырь упрямый.
Сержусь, но почему-то улыбаюсь. Всю дорогу старательно прячу эту улыбку, чтобы у Малова не возникло мыслей будто он прощен. И кажется, даже справляюсь. Но стоит только войти к подруге в палату, как она одним единственным взглядом ломает весь мой маскарад.
— Влюбилась что ли? — подозрительно спрашивает Света, и у меня тут же сердце проваливается до самых пяток.
— Что? Нет! — тут же возмущаюсь, но предательский румянец уже ползет по щекам.
Света сокрушенно качает головой:
— Точно влюбилась.
— Нет.
— Значит, с кем-то провела бурную ночь?
Боже, ну зачем эти вопросы. Щеки уже не просто калит, они пылают! И кончики ушей горят так, что хочется окунуть голову в лед. Вспоминаю, как зло и с огоньком мы сегодня трахались с Егором, и тут же снова мокнут трусы и поджимаются пальцы на ногах.
А Светка не сдается и продолжает меня пытать:
— Колись, что за принц такой прекрасный нарисовался.
Вообще не принц. И скорее ужасный, чем прекрасный. И вообще я его терпеть не могу. Большой и бестолковый, как баобаб!
Злюсь, но стоит только вспомнить о Малове, как физиономия снова пытается растечься в улыбке. Это нервное, наверное.
— Никто не нарисовался, — отвожу взгляд, — просто вкусно поела.
Имею же я право радоваться вкусной еде!
Но подругу такими сказками не проведешь. Она хоть и знает, что есть я люблю, но на мои слова не ведется:
— Так вкусно, что аж светишься? Какой-то супер-пирожочек урвала?
Ага. Кулебяку. С хреном.
— Отстань!
— Неа. Мне скучно, а тут ты такая румяненькая. Грех не докопаться.