Скажи миру – «нет!»
Шрифт:
Меня так увлекло это занятие, что я не заметил, как подошла Танюшка. Обратил внимание только когда оказалось, что она стоит рядом.
– Я не спросил, – вырвалось у меня. Танюшка кивнула. – Тебя не тронули?
– Я даже не успела толком испугаться, – призналась она. Потом добавила: – Я испугалась, когда увидела, что ты пришел. Один, без оружия…
– Они так сказали, – пояснил я. – Я даже не думал, что буду делать. Просто пришел, а потом все само получилось.
– А если бы наши не успели? – Танюшка вздохнула, поправляя перевязь корды за плечами.
– Но
– Но если бы? – настаивала Танюшка.
– Я бы погиб раньше, чем убили тебя. – Я сказал это и, смутившись, уставился на носки своих туфель. Попросил жалобно: – Тань, хватит, ну чего ты какую-то ерунду спрашиваешь…
– Не ерунда это, Олег, – слегка поучительно заметила Танюшка. И замолчала, рассматривая верхушки деревьев.
У меня не нашлось, что сказать. А Танюшка присела на полуповаленный ствол и похлопала возле себя. Я сел тоже, вытянув ноги и положив палаш поперек колен. Так мы и сидели, молчали и любовались тем, как солнце садится за прибалтийский форт. Дымок в вечернем свете стал лиловато-розовым, очень отчетливо разносились звуки.
– Дождь будет, – сказал подошедший Вадим. Он держал меч на предплечье, без ножен.
– Ты тоже против? – поднял я голову. – В смысле – против штурма?
– Ничего я не против, – флегматично ответил он. – Может, и возьмем.
– Раньше за тобой такой агрессивности не наблюдалось, – заметила Танюшка.
– Ладно, стоп, – попросил я и, встав, оперся ладонью о дерево, возле которого стоял Вадим. Понизил голос: – Раз уж ты с этим Лешкой первым повстречался, то постарайся еще одну вещь сделать. – Вадим изобразил полное внимание. – Постарайся узнать, что у него и его ребят такого против Марюса.
– Узнать? – уточнил Вадим. Хмыкнул и кивнул: – Ладно, попробую и доложу. Сейчас и начну.
Он ушел, а мы вновь остались одни. Я больше не садился. Танюшка, глядя в сторону частокола, вздохнула:
– А мы сильно изменились. Сильно-сильно… даже страшно немного.
– Не немного, а очень, – вырвалось у меня, и я на секунду почти решил, что уведу ребят из-под этих стен.
Но только на секунду. Потому что тут было нельзя прощать нанесенных обид. Никому и никогда – а они обидели Танюшку. Даже не меня…
…Вадим с Лешкой подошли через двадцать минут. Вадим остановился подальше, делая вид, что он тут посторонний. А наш неожиданный союзник подошел вплотную.
– У нас все готово, – сказал он. И вдруг добавил: – Было время – и не очень давно, – когда мы с этим Марюсом пересеклись на берегах Балтики. Прибалты напали на наших девчонок в лесу. Одну убили. А другую сперва изнасиловали. Убили потом. И не сразу… Потом я потерял двух ребят, когда пытался отомстить. Но этот Марюс все равно вывернулся… Я и не знал, – лицо Лешки ожесточилось, – что мы стоим лагерем буквально рядом с ним!
– Слушай, Леш, – осторожно начал я, – а тебе не кажется… ну, диким, что ли, все это? Мы воюем с урса и тут же – сами с собой.
– Я этого не начинал, – отрезал Лешка. – Ну что, вашим раздавать смолу?
Это
– Сейчас займется, – сказал Лешка. – Дуб не дуб, а все равно займется.
В частокол – на этот раз именно в частокол – точно ударилась вторая – последняя – порция горшков, и еще в полудюжине мест начал расползаться тягучий медленный огонь. Изнутри принялись стрелять из арбалетов вслепую, но неудачно – попробуйте делать это, если находитесь фактически внутри разгорающегося огненного кольца!
– У них там девчонки, – сказал Сергей, стоявший рядом со мной с обнаженным палашом. – У них там девчонки…
– У меня тоже есть девчонка, – сказал я, не думая, услышит Танюшка или нет.
Частокол занимался. Где-то в стороне ударила Колькина двустволка, кто-то закричал.
– Опять тушить попытались, – заметил Андрюша Соколов.
– Скорее просто бежать, – ответил Лешка. – Ладно, сейчас разгорится – и начнем. Потихонечку… А девчонки, Сергей, – ты ведь Сергей? – они тоже будут сражаться. Ведь ваши стали бы? И наши бы стали, и все тут сражаются… Ага, это вот уже дерево горит, – удовлетворенно добавил он. – Мы вот таким манером… не помню уже когда – у урса на Украине лагерь сожгли. Ох, повеселились…
– Да почти в самом начале, года три назад, – вставил новый знакомец Сморча, крепыш, которого звали Ромкой. Подбежал австриец Клаус и сообщил, что с другой стороны частокола уже полыхает вовсю.
И вот тут меня что-то толкнуло.
– Я пойду туда, – сообщил я и двинулся за кустами, слыша, как Лешка сзади напевает:
И когда оборвутся все нитиИ я лягу на мраморный стол,Я прошу вас,Не уроните – бум! —Мое сердце на каменный пол…Песня была знакомая. Тщетно стараясь вспомнить, откуда же я ее знаю, я не заметил, что следом увязалась Танюшка…
…Чертов инстинкт меня не подвел. То ли там частокол оказался послабее, то ли прибалты его обрушили сами. На горящих обломках и возле них сражались несколько пар и групп, сложно было даже понять, кто где. Возле пламени темнота казалась еще гуще, но я увидел возле самого пролома Марюса. Сжимая в одной руке меч, он другой тащил Райну.
– Стой! – крикнул я. Марюс повернулся. И увидел меня. Даже в неверном свете огня, даже на расстоянии я увидел в глазах прибалта злое отчаяние. – Стой, Марюс! – Я перескочил через горящее бревно. – Мы еще не договорили.