Сказители
Шрифт:
Мои подозрения подтвердились в ту ночь, когда я в ужасе проснулась и обнаружила, что младенец был извлечен из моего чрева. Он отнес недоношенное дитя на свой алтарь, чтобы произвести над ним свои мерзкие ритуалы. Он собирался превратить мое дитя в своего прислужника. Он заметил панику в моих глазах; я пыталась воспрепятствовать ему, но он затянул свое заклинание, и я потеряла сознание.
Скоро стало ясно, что одного младенца ему явно недостаточно: ему требовалось больше. И когда мое тело немного оправилось, он взял меня силой. Я снова забеременела. Когда я не находилась под влиянием его чар, я была способна привести в порядок свои разрозненные мысли. Я вспомнила ночь лунного затмения, когда он явился мне в
На следующий день я проснулась в полдень и увидела, что он спит перед своим алтарем: когда я была беременна, он не спал со мной в одной кровати. Несмотря на обычное использование в черной магии йони – символа женского естества, – практикующие верят, что если поднять женский половой орган над головой, это повлечет за собой катастрофические последствия. И еще я слыхала, что все, даже самые мощные заклинания теряли свою силу, если их оскверняли женщины. И я подкралась к алтарю и воссела на его спящее тело. Я схватила йони с алтаря, взмахнув ею крест-накрест над его головой, и стала молиться, чтобы это возымело действие, чтобы это вытравило все зло, которые скопилось в нем за все его жизни, и сделало эти жизни бессильными.
Я глядела на него с тревогой. Неужели я и впрямь смогу? Я взяла с алтаря нож, но сжимала его нетвердо, неуверенно. И вдруг его глаза открылись. Он, казалось, совсем не удивился, увидев, что я преступила границу его святыни, а взглянул на меня с выражением полнейшего презрения:
– Ах ты, мерзкая тварь! – сказал он. – Ты что здесь делаешь?
Все еще лежа, он принялся лениво бубнить свои заклинания, уверенный в том, что они подействуют. Вот тогда-то я и поняла, что мой план сработал: его дыхание оказалось всего лишь зловонным дуновением. Он несколько раз выругался, тщетно пытаясь подняться, изрыгая при этом угрозы. Он все еще был поглощен своими бессильными заклинаниями, когда я сжала в руках нож и вогнала ему в грудь. Лезвие легко прошло между ребер и пронзило его сердце. Он дернулся раз, а потом рухнул на алтарь с широко раскрытыми глазами. Умер он мгновенно.
Духи, которых он пленил и сделал своими слугами, начали выть, и вой этот разлетелся по всему лесу, а потом превратился в восторженные возгласы, когда духи окончательно освободились от порабощения. Они стали разлетаться, а я отправилась прочь из леса Донг Пхая Фай.
Близнецы
Выйдя на нетвердых ногах из леса Донг Пхая Фай, я встретила мужчину, собиравшего травы. Он спросил, откуда я. Из леса Донг Пхая Фай, ответила я. Он поправил меня, сказав, что этот лес называется Донг Пхая Йен. Меня это оставило равнодушной: лес ведь не изменился, сколько бы ему ни дали новых имен.
Выбраться из леса – вот что на тот момент было для меня главной целью: оставаться там стало слишком опасно, ибо я больше не путешествовала одна: в моем чреве снова был ребенок. Я уже потеряла двух младенцев и не могла допустить, чтобы такое случилось вновь. У меня было такое чувство, будто я уже знала живое существо, зародившееся внутри моего тела, знала, как обеспечить ему безопасность, чего избегать и как наилучшим образом за ним ухаживать. По мере того, как рос мой живот, росли и мои чувства. Мне хотелось одного – заботиться о моем младенце, несмотря на то что я его зачала от темного шамана. Самое главное, что это был мой ребенок. Деревья дают плоды, опыленные спорами, которые разносятся ветром. Вы не можете ничего сделать, чтобы подчинить себе природу. И неважно, откуда прилетели эти споры: плоды вырастают на дереве, связанные друг с другом, покуда спелый плод не упадет на землю и его
Я не ушла из леса; напротив, я поселилась прямо на опушке, где он граничил с поселком – сегодня это место называют водопадом Муак Лек. Я выстроила себе скромную хижину, еда и вода были в избытке и в легком доступе. Эта беременность протекала совсем иначе, чем прежние две: мой живот вырос таким огромным, что я боялась, как бы он не лопнул. Предродовые схватки были ужасно болезненными. Я чувствовала, как ребенок яростно сучит ногами и толкается в моем чреве несколько недель, покуда наконец не родила. К моему удивлению, это была двойня – оба мальчики. Старший казался худышкой по сравнению с пухленьким младшим. Появление близнецов объяснило мне, почему, вынашивая их, я испытывала такую боль: они ссорились друг с дружкой с самого начала, задолго до появления на свет.
Я отерла слизь с их глаз, носиков и губ. Когда я перерезала пуповину, они заплакали, и их пронзительные вопли разнеслись по всему лесу. Их крошечные конечности содрогались. «Ну, хватит, хватит. Я же не отрезала вас от себя! Вот, берите, сосите мою грудь!» Я смотрела на двух младенцев, на двух живых существ, которых я родила, и думала: это мои дети.
Я растила их, не дав никаких имен, покуда им не исполнилось два или три года. Я называла старшего Дэнг, красный, а младшего Дам, черный, в соответствии с оттенками их кожи.
Как-то здесь появилась группа людей, которые хотели проинспектировать опушку леса. Они не были похожи на местных жителей, которые частенько бродили по лесу в поисках съедобных растений, а казались скорее взбудораженными, словно искали что-то определенное. Приблизившись к моей хижине, они довольно учтиво поприветствовали меня, но вести, принесенные ими, были совсем нерадостными. Они сказали, что я больше не могу здесь оставаться. А когда я поинтересовалась, почему, ответили, что эти места не предназначены для проживания и что мне придется переселиться в жилую зону и стать частью местной общины. Я сказала им, что никогда не была частью какой-либо общины и что всю жизнь прожила в лесу. Но они отказались меня слушать. Они настаивали, что это место граничит с национальным парком – густым лесом с дикорастущими растениями и дикими животными, которые нуждаются в защите от человеческой деятельности. Еще они сказали, что прямо на том месте, где стояла моя хижина, планируется разбить ботанический сад, и людям доступ сюда будет запрещен. Я принялась с ними спорить, заявив, что всю жизнь жила среди духов леса и гор, но они были непреклонны.
– Да кто вы такие, что указываете, как мне поступать? – возмутилась я. И они сказали, что государственные чиновники.
– И какого же государства?
– Тайского государства.
– Что еще за тайское государство? Мы же в Сиаме, разве нет? Эта земля принадлежит королю Сиама, нет?
На эти слова они только рассмеялись и ответили, что эта земля, быть может, еще принадлежит королю, но теперь государство имеет над ней власть. Они сообщили мне, что Сиам изменил название на Таиланд, и стали потешаться над моим невежеством, говоря, что я слишком долго прожила в лесу.
Ну, поначалу меня не слишком интересовало, изменил Сиам свое название или нет, поскольку здешняя земля осталась такой, какой была всегда. Впрочем, изменилось не только название страны, но и управление ею. Лесные угодья сменялись расширявшимися жилыми массивами, причем так стремительно, что уцелевшие лесные зоны требовали защиты и сохранения. Я считала себя частью джунглей, но имела человеческий облик, и у меня были два человеческих детеныша, так что я была вынуждена покинуть свой дом, чтобы влиться в человеческое общество. Мое тело не было связано никакими узами ни с чем, кроме как с моим близнецами.