Сказители
Шрифт:
Вот что я вам скажу: ствол Золотого Тикового дерева был безупречным. Я видела его своими глазами в ту ночь, когда повстречала плачущую женщину. Когда бревно вытащили из реки, оно было искривлено от условий, в которых находилось долгие годы. Высохший голый ствол повредили долгое пребывание в воде и время. Это вполне естественно, что свежая древесина уродуется при усушке, а ведь нашли бревно спустя 170 лет после его затопления. Так, люди начали выдумывать всякие небылицы про плачущую женщину, и записали в хрониках, будто ее дерево всегда было таким уродливым. Это вам кажется честным?
А вот что я думаю. Позвольте мне вам сказать, что легенды, которые люди рассказывают о Сао Хай, сплошь выдумки. Вы сами можете выбирать, чему верить, но да будет вам известно, что женщина Золотого Тикового дерева и я пострадали от схожих обстоятельств,
Рождение
На рассвете, когда первые лучи стали пробиваться сквозь листву деревьев, я спустилась к берегу и нашла брошенную лодку. Как и сказала мне женщина Золотого Тикового дерева, она стояла там довольно давно и была опутана толстыми вьющимися стеблями. Убрав их, я перевернула лодку, чтобы посмотреть, в каком она состоянии. Она казалась скорее старой, чем сгнившей, и рядом лежало прочное весло, которое выглядело так, будто с его помощью я вполне могла уплыть далеко отсюда.
Я дотащила лодку до реки Пасак, молча попрощалась с Золотой Такхианской женщиной и залезла внутрь. Я помолилась священным существам, прося их уберечь меня от невзгод и направить меня в тихое и безопасное место. Еще я помолилась Ганге, духу-хранителю реки Пасак, попросив перенести меня в какие-нибудь изобильные и благополучные земли, где я могла бы жить, не зная недугов. Я оттолкнулась от берега и поплыла вверх по течению.
Проведя полдня на реке, я заметила, как медленно менялся окружающий пейзаж, как на смену деревушкам и городкам пришли изумительные и таинственные с виду чащи древних лесов. Река текла неустанно, и ее течение постоянно менялось: я попадала то на застойное глубоководье, то на мели, то в бурливые водовороты, река изгибалась и разливалась под стать окружающей местности. Солнце палило нещадно, но от джунглей исходила живительная прохлада, оглашавшаяся тигриным ревом, фазаньим курлыканьем и криками мартышек и гиббонов. Мое сердце переполнялось радостью, когда я слушала эту какофонию лесных существ. Я ела бананы, срывая их связками, и пила чистейшую вкусную воду прямо из реки. О, вы даже не можете себе представить, каким свежим было все, что меня окружало!
Но сколь кратким был тот благостный момент! Вскоре я услыхала исполненный боли крик, донесшийся с берега. Из лесной тени показалась фигура. Это был молодой мужчина, бежавший так, словно за ним гнались. И, похоже, он был серьезно ранен. Он крикнул мне, прося о помощи, сказав, что не желает здесь умереть и хочет вернуться на родину. Он заверил меня, что хороший человек и что он будет мне благодарен по гроб жизни, если я ему помогу. Услыхав его мольбы о помощи, я не могла поступить иначе, кроме как направить свою лодку к нему. А он сбежал с холма прямо на берег и запрыгнул в лодку так поспешно, что она чуть не опрокинулась. Он упросил меня грести побыстрее, потому как его преследовали люди, покушавшиеся на его жизнь.
– Скорее, женщина! Нам нужно сейчас же отчалить! – вскричал он. И как только я выгребла на середину реки, он рассыпался в благодарностях, после чего потерял сознание.
Так он и пролежал всю ночь, словно мертвец. Несмотря на его присутствие, я чувствовала себя одинокой. Незнакомец спал на боку, свернувшись так, что его тело заняло почти всю лодку, оставив мне крошечный пятачок, на котором я умостилась и гребла. Я рассмотрела синяки на его лице и засохшую полоску крови, тянувшуюся от его ушей до шеи. Он обхватил рукой свой живот: кажется, он страдал от боли. В руке он стискивал пучок травы, который плотно прижимал к ране. На вид рана казалась серьезной: его торс был весь в крови, а одежда и руки кроваво-красные. Время от времени он стонал, что внушало мне надежду. По крайней мере, он все еще был жив.
На следующее утро мы проплывали мимо той части джунглей, где не ступала нога человека. Я ощущала усталость от недосыпа, и меня тревожила неясная участь незнакомца, лежавшего рядом со мной без чувств. Я задремала, когда нас обоих разбудило внезапное сотрясение лодки, натолкнувшейся на подводный валун. Незнакомец издал болезненный вопль: удар, вероятно, обострил боль у него в животе. С помощью весла я оценила глубину реки в этом месте и поняла, что нас вынесло на мелководье. Скорость течения возросла, и лодку бросило влево, потом вправо, ударило о донные камни сначала одним бортом, потом другим. Мое сердце тревожно забилось. А когда небо
Очнулась я на суше, мне было тепло от пылавшего рядом костра, который отгонял насекомых. Я была не одна. Там же был и незнакомец, наблюдавший за мной с заботливой нежностью, несмотря на свои раны. «Он, должно быть, спас меня, не дал утонуть в этом бурном потоке, – подумала я. – Он не бросил меня в момент, когда я в нем нуждалась, точно так же, как и я не бросила его». Моя симпатия к незнакомцу укоренилась. Я смотрела, как он подбрасывал дрова в костер, жарил на огне какую-то рыбу и собирал съедобные коренья, дожидаясь, когда я приду в себя. Он тоже был ранен, но тем не менее он обо мне заботился. Наверное, он на руках вынес меня на этот каменистый пляж и уложил под сенью листвы, которая укрывала нас от зноя и дождя. Он смотрел на меня, в его больших круглых глазах сверкали отблески пламени костра, и почему-то этот вид породил во мне некие новые ощущения. Почувствовав, что мне как-то жарко и волнительно, я отодвинулась от него, стараясь избежать его взгляда.
Он ухаживал за мной до тех пор, пока мы оба не поправились. Мы провели на том пляже много дней и ночей, даже не думая двинуться куда-то еще. Мы мало разговаривали друг с другом, но нас объединяло негласное понимание того, что торопиться нам некуда и лучше подождать, покуда его раны окончательно не заживут, и только потом продолжать наше путешествие. Я добывала нам еду и поддерживала огонь в костре, а он отправлялся в лес и возвращался с дровами и едой. Он начал строить для нас хижину на берегу реки, достаточно просторную, чтобы мы могли вдвоем укрываться в ней от непогоды.
Однажды он сообщил мне, что он бывший лаосский подданный. После поражения в войне с Сиамом его выслали из Вьентьяна вместе с королем Лан Ксанга Анувонгом. Лаосского короля держали в плену в Бангкоке, а его подданных расселили по всему королевству. Позднее король Анувонг вернул себе право управлять столицей Лансанга. Будучи одним из советников короля, мой новый знакомый получил возможность вернуться в свой родной город. Во время правления короля Сиама Рамы III король Анувонг и его люди вернулись обратно в Сиам, чтобы присутствовать на похоронах усопшего короля Рамы II. Король Анувонг воспользовался этим случаем, дабы попросить у сиамского короля дозволения привести с собой кое-кого из лаосцев, вернув их во Вьентьян, поскольку после всех войн многие из них были принуждены обосноваться в Сиаме. Но сиамский король отверг просьбу короля Анувонга. Оскорбленный король Анувонг сказал своим людям во время их путешествия домой, что Сиам ему надоел, что сиамцы колонизировали Лаос и сделали их тайскими подданными, дабы эксплуатировать их труд, что народ лао подвергся дискриминации – как потомки королей, так и простолюдины. Затем король приказал своим лучшим воинам рассеяться по всему сиамскому королевству – от Сарабури до Накхон Ратчасимы, от Нонг Буа Лампу до Кукхана – и, переодевшись, вести тайную слежку. Докладывать они должны были в столицу Лансанга Вьентьян.
Моего нового знакомца и еще несколько человек разместили в Сарабури, где они сблизились с Пхрая Сурарачавонгом, наместником в Сарабури, и к тому же этническим лао. Однажды от воинов, которые вели наблюдение в Бангкоке, пришла весть, что Сиам не может прийти к согласию с британцами относительно торгового договора. Опасаясь возможной войны, они направили конфиденциальные сообщения лаосским шпионам, размещенным в других провинциях, чтобы впоследствии те смогли передать их королю Анувонгу. Однако эти сообщения были перехвачены сиамскими чиновниками в Сарабури. Все его боевые товарищи были арестованы и убиты. Мой знакомец остался единственным, кто спасся, единственным, кого я спасла от неминуемой смерти, когда он висел на волоске от гибели.