Сказка ближе, чем кажется

Царёва Ася

– А давай снова к Христофору зайдем. Если он с Ягой работал, может, знает что-то.

– Противный он дед. Но можно попробовать.

Христофор рылся в глубине своего кабинета и пришлось кричать, чтобы он обратил внимание на Лешу и Ульяну.

– Христофор, тут такое дело… Может быть, ты знаешь что-то про золотые часы Бабы-Яги? Они у неё пропали до того, как исчезла она сама. Мы думаем, что для того, чтобы её отыскать, надо узнать всё возможное про часы.

– Откуда у неё могли взяться золотые часы?

– Мы не знаем. Но мы знаем, как они выглядели. И Ульяна показала Христофору рисунок, сделанный по описаниям Яги.

– Помню такие, да. Я когда помощником-то

в склад пришёл, они в кладовой у нас вместо пресс-папье были. А чегой? Они хоть и золотые, но не рабочие, в казне не понадобились. Яга же в своё время не только на складе работала, но и была во дворце главной травницей. На кухне приправы, в аптеке – травы, от моли, блох, грызунов отравы. Ну и между нами говоря, потихоньку тащила она всё из дворца «в счёт оплаты труда». Потому и не сложились отношения у нас, что не одобряю я такого поведения. Вот сейчас-то у меня на складе полный порядок, всё на месте, всё учтено. Так, небось, и часы она тиснула со склада в счёт оплаты. А что? Очень даже в ейном духе. Я тогда лишь в помощниках ходил, всё на побегушках. Вот и не отследил, в какой момент стали мы бумажки прижимать не часами (а уж тяжёлы были на удивление!), а той стеклянной рыбиной, что и сейчас у меня при деле. Вот, можете наблюдать. Уж лет сто как…

Глава 10. Лёшины пирожки

Жизнь у бабки Тины оказалась для молодых следователей настоящим испытанием. Но и она потихоньку налаживалась, особенно с появлением скатерти, которую ребята расстилали на столе, когда Тина уходила. Они ждали ухода бабки не потому, что жадничали. Просто Тина не удовольствовалась бы регулярными угощениями и обязательно попыталась бы присвоить волшебную хозяюшку.

– У такой и щёлока на постирушки не выпросишь, – отметила как-то скатерть. – И всю жизнь с такой хозяйкой придётся постные булочки на продажу клепать. Вы уж меня ей не показывайте, ребятушки.

Ульяна под предлогом помощи с уборкой «нашла» в тяжёлом старинном комоде тёплые одеяла и прекрасные шёлковые простыни.

– Баб Тин, а ты говорила, что нет белья!

– А что ты в моём комоде забыла?

– Вы меня сами попросили рогожку свежую расстелить на полу. Вот я её искать и полезла.

– Я уж и забыла, что есть у меня одеяла! Забыла. Старая же. Вот и забыла…

Тут Лёша решил внести свой вклад:

– Баб Тиночка, Вы же такая гостеприимная! Может, Вы и подушки нам поищите? А я пока пойду воды натаскаю.

Бабка, ворча, что с неё последнюю рубашку снимают эти постояльцы, пошла в комнату, которую всегда закрывала на ключ. Лёше было очень интересно, что там. И он успел краем глаза зыркнуть в щель. Увидел он только край стола, запачканного мукой. И это было очень подозрительно.

А подозрительно это было потому, что вот уже несколько дней по вечерам Тина возилась с каким-то особо нежным тестом. Тесто надо было несколько раз за вечер взбить. Потом оно снова поднималось в тепле. Потом бабка что-то тесту шептала. В общем, эпопея с тестом занимала весь вечер Тины. Но никакого положительного эффекта для ребят это не давало. Каждое утро Лёша открывал глаза в предвкушении горы пирожков. Ну или хотя бы стопки блинчиков. Но каждый раз на завтрак было что-то очень унылое и содержащее редьку или сельдерей. При этом к утру в избе было так тщательно проветрено, что запах печёного скорее угадывался, чем чувствовался. Но уж что-что, а этот запах Лёша не перепутал бы ни с чем. И, главное, странно: если Тина втихаря печёт и поедает пироги, то почему же она такая до невозможности худая?

И вот однажды вечером, когда бабка оставила кадушку

с тестом у печки и выскочила по делам, Лёша не выдержал.

– Если она не хочет угощать нас пирогами, то я сам напеку пирогов! А что? Вот тесто, вот тёплая печка, а на начинку и картофельное пюре пойдёт, что с ужина осталось. Он достал огромную деревянную доску, посыпал её мукой, как делала когда-то его любимая бабушка, потом отщипнул от массы в кадушке большой кусок и начал лепить пирожки. Ульяна залюбовалась видом мужчины, так решительно хлопочущего на кухне, что не сразу осознала, что надо не забывать и советы давать.

– Поперчить ещё начинку надо. – Лёша потянулся к баночкам со специями. – Вроде перец… Пахнет как-то странно.

– Эй, Лёх! А чего они у тебя таки кособокие? А вот этот какой-то переросток! Ты бы раскатал тесто потоньше, да обводил какое-то блюдце. Чтоб пирожки были ровненькие. А то это какие-то уродцы. Прости, конечно.

– Зато умненькие! – парировал Лёша. – Что-то мне подсказывает, что бабка скоро вернётся. Засуну это троицу в печь. И буду скрывать следы преступления.

Тина зашла как раз в тот момент, когда ребята вернули на кухне всё, как было. Вернулась она злая и всё повторяла: «Вот упрямый народец! Вот бестолочь!» Когда Тина была злой, лучше было не показываться ей на глаза. Кричала она пронзительно, страшно выкатывая глаза, а походя обвиняла всех, кого встречала, во всех смертных грехах:

– Вот, никакого уважения у вас, молодых, к старшим! Живут на всём готовом и в ус не дуют! И никакой почтительности! А некоторые вообще встанут как кость поперёк горла! И какой же мерзкий народец эти гномы! Бабка пнула табуретку и продолжила орать, теперь ещё и подвывая от боли.

– Да мы, вообще-то… Не на всём готовом. Мы Вам и так почти все деньги отдали… И воду я…

– Лёш, это бессмысленно. Пойдём.

– И вы туда же! Не удивлюсь, если окажется, что вы втихаря присваиваете мои вещи! Ладно часы мои-ходики пока на месте! А вот в каком виде вернутся ко мне мои простыни – никто не знает!

– Ну нельзя же быть настолько жадной, это ж прям смешно.

– Тссс!

Следователи скрылись за своей дверью. Скатерть начала ворчать, что Алексей занимается ерундой и только время тратит. Уж пирожки она им может обеспечить хоть с картошкой, хоть с малиной, да и вообще с чем угодно. Но к вечеру про кулинарные опыты все забыли.

Ночью Лёша про пирожки вспомнил и на цыпочках прокрался на кухню. Он пошарил рукой по противню, но тот был пуст. «Не могли же они прям совсем начисто сгореть…» Он вынул противень и аккуратно поставил его на место. «Интересно, Тина их забрала? Почему тогда она ничего не сказала и не устроила ещё один скандал?» Проходя мимо секретной комнаты, Лёша снова учуял запах печёного. «Такое ощущение, – подумал он, – что в доме кроме печи есть ещё газовая плита. И находится эта плита в комнате. Но зачем? Настолько не хочется делиться выпечкой? Ну не может такого быть! Даже с патологически жадными людьми…»

Утром снова не было никаких пирожков. Ни бабкиных, ни Лёшиных.

– Баб Тин, а Вам не кажется, что в избе немножко пахнет чем-то печёным?

– Аа, это, наверное, от Платоновны навеяло. Ей-то делать нечего, вот она печёт и печёт. А мне вот, мне – некогда!

– Лучше бы мы к Платоновне вселились, – прошептал Лёша, ковыряя капустную котлету.

– Вы бы ещё к Кощею переехали! – Тина, естественно, всё услышала. – Он в свои холодные мрачные комнаты жильцов селит, все деньги из них выжимает, да потом сам-то на эти деньги шикует. Весь уже цацками увешан, аж позвякивает, когда ходит.