Сказка для Агаты
Шрифт:
– А что это за тетрадки у двери?
– Это Ванька заходил. Я попросила его со мной позаниматься. Мне же надо нагонять пропущенное.
Мама уставилась на Агату. Дочь медленно, очень медленно стянула куртку, вынула ноги из мокрых кроссовок и пошла в комнату. Кроссовки посередине прихожей, но мама поправила сама – Агата ведь устала.
– Ты ужинать будешь?
– Спасибо! Я потом.
Агата успела загрузить ноутбук и найти нужный трек, когда почувствовала, что на пороге комнаты кто-то стоит. Она чуть приподняла один наушник.
– Агата, –
Наушник с щелчком вернулся на ухо. Агата развернула чат, нашла Емельянова.
«Прикинь, – забила она, – моя мать хочет меня в дурку сдать».
«Нормально так…» – минут через пять отозвался Емеля.
– Тебя бы туда кто сдал, – проворчала Агата. – Психов вокруг развелось. Дышать нечем. Ходят следят, чашки на столе переставляют.
Интересно, где он сейчас сидит. Вряд ли дома. В каком-нибудь компьютерном клубе прожигает ее деньги.
– Агата! – распахнула дверь мама.
Хоть бы стучала.
– Я занята, – прошипела Агата. – Ты можешь пять минут без меня прожить?
– Я все-таки волнуюсь.
– Ну поволнуйся о себе. Я о себе сама волноваться буду.
– Что у тебя происходит?
– Ты в комнату пришла.
Мать захлопнула дверь.
Чудно! Сначала распахивает, потом хлопает. И кого после этого надо посылать к психологу?
Что-то на столе Агате мешало. А! Стопка тетрадей. Ну и что там понаписал их Эйзенштейн? Она открыла верхнюю тетрадь. По ногам мазнул сквозняк: дверь приоткрыли, заглянули. Агата передернула плечами – ненавидит она эти подглядывания.
Агата ногами оттолкнулась от стола, отъезжая в кресле до кровати.
Дверь с легким щелчком закрылась. Агата сунула руки в карманы, прогоняя из себя забурлившее раздражение. Какая-то бумажка. О! Деньги. Отдать Емеле? Или себе оставить? Себе оставить, на что потратить? Ничего-то Агате было не нужно. Бедная она…
Пирог с грибами оказался вкусный. Агата ела его, стоя на кухне и изучая магнитики на холодильнике. Когда-то она была дурой, ездила с родичами по свету. Карелия, Финляндия, Алтай, Эстония. Да, были времена. Сюсюкались, восторгались. В чем-то она была талантлива. Забыла уже в чем. Еще она всех любила, особенно маму. Потому что они были вдвоем, и больше им никто не был нужен. Но это вечное повторение скучно. Да и постоянно держаться за руку – ладонь вспотеет. Особенно когда за тобой все время следят. А у матери последний год как переклин пошел – каждую минуту проверяет. Собрала ли портфель. Что сегодня ела. Как оделась. И еще в комнату постоянно лезет, убирается! Повыкидывать бы все вещи, чтобы убирать нечего было.
Мысли мешали спать. Перекатывались в голове тяжелыми валунами. Хотелось, чтобы было так, как надо, а не так, как всегда.
Утро выдалось невыспавшееся. Пасмурное и мятое. Оставалось только бежать.
– Варнаева! Как мама?
Вопрос был с издевкой. Агата оглянулась, чтобы найти причину,
– Нормально, – равнодушно ответила Агата. – Я ее сегодня еще не видела.
– Удивительно, а вроде в одной квартире живете.
Учительница странно смотрела. И еще эта улыбка, подпирающая пухлые щеки.
– Я тоже в одной квартире с тараканами живу, но мы с ними не встречаемся, – крикнул Волков. Он не терпел, когда на него не обращали внимания.
– Ой, тебя забыли спросить, – подняла тяжелую руку Дарья Викторовна. – А ну, тихо! – Ладонь хлопнула по столу.
Агата пришла в школу из любопытства. Школьный сайт закрыли, но учительские письма успели разлететься по классам. Самые шустрые принесли распечатки. По секрету передавались цитаты. Школа, как гудящая бормашина, сотрясалась, гудела, хихикала. Учителя ходили злые. Но не все. Дарья Викторовна, например, была абсолютно спокойна и даже как будто довольна жизнью.
– Шутники! – отмахивалась она от шепотков и переглядов. – Вашу переписку пора почитать, какую глупость вы друг другу пишете. Варнаева, а ты чего улыбаешься?
– Это не я улыбаюсь. Это Емеля.
Андрей расплылся в еще большей улыбке, теперь она разрезала его лицо от уха до уха.
– Поулыбайся своей маме, которую ты в больницу отправила.
– А что, она уже выздоровела? – Агата глянула на учительницу с интересом.
– Представь себе. Я с ней утром разговаривала.
Опа… По-хорошему, надо было не отводить взгляда. Так и смотреть в это старое лицо, на эту тусклую кожу, на тяжелые мешки под глазами. Но Агата невольно оглянулась, выбирая, кто ей сейчас посочувствует. И остановилась на Ваське Трубаче. Он кивнул ей в ответ, и она перевела взгляд на Ванечку. У, правдоруб. Сидит с таким видом, словно все понимает и всех жалеет.
– Молчишь? – Дарья Викторовна не злилась. Сейчас в ней было все что угодно, но только не раздражение. Любопытство. Это взбесило.
– Это была шутка, – процедила сквозь сжатые зубы Агата.
– А чего такое? Чего? – прыгало по классу.
– Шутка? Загонять собственную мать в гроб?
– Ой, ну хотите, я сама туда лягу, – фыркнула Агата.
Сесть бы уже и чем-нибудь заняться, а не стоять, переминаясь, глядя по углам.
– Ты ляжешь, как же! Вокруг всех положишь сначала.
Вот чего Емеля сидит и лыбится? Ему весело, ненормальному?
– А тебе все равно, как я посмотрю, – Дарья Викторовна заметила равнодушие ученицы.
– Да что такое! – верещал Волков.
– Нет, не все равно. – Улыбку уже нельзя было сдержать. – Пирог вкусный был. Спасибо.
– На здоровье, – медленно произнесла учительница.
Спокойствие этих слов сбивало. Рождалось ощущение, что Агата что-то пропустила. Что обман с мамой – это только повод для чего-то большего.
– С журналом, я так понимаю, тоже была твоя шутка?