Сказка для Агаты

Усачева Елена Александровна

– А не отправились бы вы все! – Кулак сжался сам собой. Агата придвинулась к старушенции.

– Ты что творишь?! Что?! – завизжала та. – Куда твои родители смотрят? Вырастили хулиганку! Безобразие какое! А? Как тебя зовут? Из какой ты школы? А?

И это противное «А?» с длинным хвостиком.

Все еще сжимая кулак, пошла по бульвару, пиная мысками кроссовок гравий дорожки. В душе всколыхнулось чувство несправедливости. Какого лешего эта старая вешалка на нее стала орать? Что такого сделала

Агата, чтобы ей выговаривали? Перед глазами горячо полыхнуло, и Агата обернулась.

– Коза драная! – крикнула. – Сдохнешь скоро! И собачка твоя.

– Ах! Ах! – суетилась старуха. – Хулиганка! А? Убивают!

– Тебя убьешь!

Агата побежала. Холодный воздух обжигал легкие. Изморось обволакивала лицо, застилала глаза. Представила, что за ней сейчас мчится свора собак и толпа разгневанных старушек, чтобы остановить, скрутить и наказать.

Остановилась – никого.

На светофоре мелькнула проблесковым маячком полицейская машина.

Неужели это за ней?

Машина дождалась разрешающего знака и укатила прочь.

Назло уезжающим полицейским, назло правилам Агата побежала через перекресток, заставляя легковушки сигналить, тяжелый грузовик – тормозить.

Посмотрела вдоль дороги. Полицейская машина уехала. Просто уехала… и ничего. Никому до нее не было дела.

Агата сделала последний шаг на тротуар. Водитель что-то крикнул из машины. На голову стали падать холодные капли дождя. Агата встряхнулась, прогоняя наваждение. Желудок болезненно сжался.

Приличный парикмахерский салон у них в районе был один. Сквозь высокие витринные окна виднелась одинокая Синявина. Она сидела под колпаком, похожим на инопланетный шлем.

– Ты чего сюда? – сделала страшные глаза Лена. Что у нее было – так это глаза. В остальном рыжая и бледная.

– Ты красишься? – Агата уставилась на Синявину. Та была вся увешана пластинками фольги. Накрученные волосы топорщились, делая ее смешной.

– Дура, это мелирование. – Лена подалась вперед, но вспомнила про колпак и села ровно. – Знаешь, как здорово будет!

– Зачем тебе?

В зеркале Синявина смотрелась чистым передатчиком с отражателями. А еще в зеркале обнаружилась чашка чая. Курился дымок. Два кубика сахара около белого бока.

– Красиво! – Лена замерла, поведя глазами наверх. Что-то там высматривала. – Мне мать как раз деньги дала, я и пошла. Куда?

Синявина перегнулась через подлокотник кресла, но Агата уже притянула к себе чашку, бросила сахар. В чае белые кубики расстроенно забулькали.

– Тебе сейчас жидкость нельзя. – Агата шумно отпила. Горячий! Сладкий! – Тушь потечет.

К походу в парикмахерскую Синявина подготовилась – накрасила ногти, подвела глаза. Надела короткую юбку и высокие сапоги. Все это

отражалось в нескольких зеркалах. Поблескивали хромированные ножки приборов. Бликовала фольга.

– Ты что? – округлила глаза Лена. – Мне как раз надо выпить горячего. Тогда прическа лучше лежать будет. Это закон. Перед стрижкой всегда надо хорошо поесть. Я как раз пообедала и пошла.

В животе у Агаты заурчало. Она изучила дно чашки. Тепло быстро закончилось, опять захотелось есть.

– Потратила бы деньги на дело.

– На что? Мне отец добавил, я еще в магазин схожу. А хочешь, мы и тебя подстрижем?

– Нет! – Агата поспешно поставила чашку обратно. – Ты давай, срок еще не прошел? Взлетать не пора?

– Не, – расслабилась в кресле Синявина, – там таймер стоит, он запищит, когда время придет.

– Запищит и задымится.

– Да ну тебя! Чего пришла-то?

– И много тебе дали?

На пятьсот рублей можно было купить хороший бутерброд и напиток поядреней. И, конечно, мороженое. Но это потом.

– А ты чего теперь не с Васьком? Он тебя бросил?

– Нужен он кому! – Агата заскучала. В салоне было, конечно, тепло, но не сытно.

– А с кем ты теперь?

– Ни с кем.

– А зачем ты Даше сказала, что мать в больнице?

Агата посмотрела в окно. Теперь там шел хороший осенний дождь. Почему ее куртка без капюшона?

– У меня не мать в больнице, а отец, – лениво заговорила она. – Мать не хочет, чтобы я с ним общалась, вот я и ходила потихоньку. А когда я еще могла ходить? Только утром, пока мать на работе. И чего я должна была говорить Даше? Она же знает, что у меня нет отца.

– Ты общаешься с отцом?

– Да так… иногда.

– А чего иногда?

– Его мать не пускает, говорит, он плохо на меня влияет.

– А что он делает? Бьет, что ли?

– Ну, в рестораны водит, на концерты. Помнишь, Deep Purple приезжали?

– Так там же билеты были по пять тысяч!

– У моего отца денег до фига, он может что угодно купить.

– И что же не покупает? – Синявина скосила глаза на драные джинсы Агаты.

– Потому что мать не дает. Она, типа, гордая, сама все может сделать.

– А чего же они расстались? – От любопытства Лена вылезла из-под шлема. Каюк ее прическе, ничего не закрепится.

За окном сплошная пелена дождя. Даже машин не видно. Опавшие листья прибивало к земле.

– А чего ты раньше об отце не рассказывала? – торопилась Синявина.

– Он недавно появился, – пробормотала Агата. Вода завораживала. Только представить, как она падает с бешеной высоты и бьет по головам людей.

– А чего в больницу попал?

Сколько метров пролетает капля? Пятьсот? Больше? А если километр?