Сказка Гоцци

Шаргородские Александр и Лев

А Кира отвечала:

— Ничего, придут пешком!

И ставила Сане двойки и единицы, а однажды даже ноль, хотя такой оценки не существовало.

И все равно за Павликом приехал «воронок»…

Давно это было…

И вот сейчас «Слезы-сопли» сидел перед ней.

— Встань, Саня, в угол! — властно повторила Кира.

— Саня? — начальник обалдел. — Меня зовут Александр Степанович!

И тут он осекся и вспомнил свою учительницу.

Если он кого

и боялся, то ее. С тех пор!

— Ты все еще плохой ученик, — сказала Кира, — я так и знала, что ничего из тебя не получится!

— Как же, — хотел возразить начальник, — я же…

— Не спорь, когда говорит учитель, — отрезала Кира, взяла шкатулку и вышла вон.

И никто ее пальцем не тронул.

Она шла гордо, учительница той холодной страны, и ей было горько, что она воспитала начальника таможни…

Павлика обыскивали невдалеке. Он сидел прямо, нагруженный свертками, готовый к допросу — ему было не привыкать.

— Что в пакетах? — спросил таможенник. Он косил, изо рта его попахивало — он занимался своим делом.

— Кто его знает? — улыбнулся Павлик. — Надавали.

— Что значит надавали, — таможенник был недоволен, — кто?!

— Как кто? У нас, слава Богу, куча родственников. Вот это, — он приподнял пакет, — Рашель, это — Сема, а вот это — тетя Песя, нет, подождите, это от Раечки, хотя, секундочку, Раечки не было, это от Шапиро…

— Так что они вам дали, ваши Шапиро, — по тону можно было подумать, что таможенник Шапиро не любил.

— Я знаю? — ответил Павлик. — Спросите их!

Таможенник побагровел.

— А если б они с вами передали бомбу? — философски спросил он. Или наркотики?!

— Вы с ума сошли, — воскликнул Павлик, — Рашель мне даст наркотики?! Я был ей, как брат! Вы думаете, что говорите? И потом — бомба! Откуда Шапиро возьмет бомбу, когда он работает на мясокомбинате, Там что — делают бомбы, я вас спрашиваю?!

Ноздри таможенника раздулись.

— Не ваше дело! — рявкнул он.

— Хотя, может, вы и правы, — продолжал Павлик, — мясокомбинат есть, а мяса — нет! Возможно, он изготовляет именно бомбы. Должен же он что-то выпускать.

— Вы хотите уехать в Израиль? — спросил таможенник.

— Да, — ответил Павлик.

— Тогда закройте рот! — и он осторожно начал разворачивать следующий пакет.

— Это лэках! — объяснил Павлик.

— Что?!

— Лэках… Пирожное.

— Пирожное или лэках?! — Таможенник любил точность.

— Как угодно, — ответил Павлик, — по-еврейски — лэках, по-русски — пирожное… Вы берете кило муки, мед, яйца… Впрочем, спросите лучше у моей жены… Она где-то

здесь.

— Молчать! — процедил таможенник.

— Почему? — удивился Павлик. — Это наше национальное блюдо. Можно не любить евреев и обожать лэках. Это прелесть! В молодости я мог сьесть десять лэкахов и даже двенадцать… А с этим осторожно, — он остановил таможенника, — здесь фаршированная рыба. Из щуки! Рашель стояла за ней пять часов. Вы пробовали когда-нибудь фаршированную рыбу нашей Рашель?

Таможенник, видимо, не пробовал. Он засопел и захрапел.

— Я вижу, что вы не пробовали, — подмигнул Павлик, — возьмите кусочек! Вы не сможете оторваться. Только с хреном, обязательно с хреном, с домашним, — Павлик потянул носом воздух, — о! он, кажется, здесь.

И он потянулся к свертку:

— Ни с места! — приказал таможенник и сам развернул пакет — там был хрен…

— Ну, что я говорил, — улыбнулся Павлик, — а теперь отведайте…

Таможенник зло смотрел на него. Видимо, он не любил фаршированной рыбы.

— Выверните карманы! — сквозь зубы сказал он.

Павлик вывернул. На пол упали бутерброды.

Таможенник подозрительно смотрел на Павлика.

— В чем дело? — не понял Павлик. — Они с сыром. Вообще-то я люблю ' колбасой, с краковской, но я ее не достал. Вы же сами сказали, что мясокомбинат выпускает бомбы…

— Я, — взревел таможенник, — когда?!

— Когда мы говорили о Шапиро. И потом, если хотите знать, я и сыр достал по блату. Как инвалид войны! По-вашему, молочный комбинат изготовляет тоже что-то взрывоопасное?

— Если б не ваш возраст… — прошипел таможенник.

— О, если б не мой возраст… — печально вздохнул Павлик.

— Вы взгляните, во что вы завернули вашу снедь!!

— Во что? — удивился Павлик и ахнул — бутерброды были завернуты в портрет Ленина, выступающего на первом Съезде Советов.

После этого его отвели на личный досмотр.

Его обыскивали долго, рьяно, с пристрастием, рылись в седых волосах, просвечивали легкие, смотрели в рот, в горло, в трахеи.

Говорят, в трахеях можно многое спрятать…

Даже напоследок они обидели его.

Они не умели как следует попрощаться и не умели сказать «Не поминай лихом!»

Возможно, поэтому их так часто и поминают…

…Павлик и Кира шли по летному полю. Белый самолет стоял далеко. Постукивала палка Павлика. Кружились листья. Ветер раздувал белые волосы.

— Павлик, — сказала Кира, — у тебя совершенно голая шея.

И закутала его шарфом…