Сказка — ложь!
Шрифт:
— Ваша Светлость, — окликнул его камергер, — обед подавать?
— Я не голоден, — буркнул герцог и вылетел из замка как сумасшедший.
Я с недоумением пожала плечами. Псих он и есть псих, а мне пора побеспокоиться о собственных нуждах.
— Жако, если ваш хозяин сыт, то я буквально умираю от голода. Где там у вас стол накрывают?
Лакей глянул на меня с едва скрываемой брезгливостью и осторожно поинтересовался:
— Разве мадемуазель не желает переодеться?
— Желает, — согласно кивнула я, — ты же не думаешь, что я всю жизнь хожу в ночных рубашках. Но проблема в том, что есть я хочу больше. Идем, оценим стряпню
Ухватив ошеломленного камергера под локоток, я направилась в ту сторону, куда несли блюда со снедью.
Выскочив из замка, Его Светлость рванул в сторону конюшен с такой скоростью, с какой не бегал даже в детстве, спасаясь от отцовского ремня. Кровь в его жилах бурлила, в паху пульсировала тягучая боль, а разум застилал туман, не дающий думать ни о чем, кроме желанного тела. Все в этой женщине — ее внешность, голос, запах, даже неприлично-вызывающее поведение — заставляло его испытывать острое желание на грани сознания. Он едва не сорвался и не взял ее прямо там, на куче из платьев собственной матери. О, боже, знала бы покойная герцогиня, до чего докатился ее сын! Да она бы в гробу перевернулась!
Девчонку спасло только то, что она вовремя сообразила выскочить в коридор, где в это время сновали слуги. Присутствие любопытных глаз заставило Язона обуздать свои инстинкты. Но когда он увидел ее лежащей под лакеем… в одной сорочке… с призывно раскинутыми ногами… при этом точно зная, что под сорочкой у нее ничего нет, и этот счастливчик всем телом ощущает сейчас то, что недоступно ему, герцогу д'Арвентиль… он словно сошел с ума.
Язон и сам не понял, откуда в нем взялось столько силы. Он вздернул парня одной рукой так, будто тот весил не больше тряпичной куклы. В голове билась только одна мысль: МОЯ! МОЯ! МОЯ! Какая-то нечеловеческая жажда крови обуяла его, требуя только одного: уничтожить наглеца, посмевшего прикоснуться к прекрасному телу мадемуазель Катрин. И лишь ужас, плескавшийся в расширенных зрачках парня и шедший от него кисловатый запах страха заставили Язона усмирить свой пыл. Он откинул наглеца, как ненужную вещь, и понял, что практически поймал свою цель.
Ее губы были нежными и сладкими, как аромат садовой лилии, тело податливым и теплым. Оно идеально прилегало к нему всей поверхностью, заставляя бурлить кровь и сбиваться дыхание. Язон помнил, как ухватил ее за ягодицы, вдавливая в себя, чтобы она тоже ощутила всю силу его желания… И именно в этот момент ее поведение изменилось.
Она словно закрыла между ними дверь, оставляя его скулить и биться снаружи, как выкинутого за порог щенка. Она сказала, что он пытался ее изнасиловать! Какой позор для хозяина замка. Мадемуазель в его доме подверглась нападению, и кто виновник? Он сам!
От ненависти и отвращения к самому себе, Язон одним ударом распахнул дверь конюшни, едва не сорвав ее с петель. Накинул на Демона уздечку, даже не вспомнив про седло, и птицей взлетел на спину коня. Умное животное моментально подчинилось всаднику и уже через мгновение пулей вылетело за стены замка.
Всю жизнь мечтала почувствовать себя хозяйкой замка. Ну ладно, не всю, а каждый раз, когда в руки попадался очередной любовно-исторический роман с мускулистым, длинноволосым и обязательно полуобнаженным красавцем на обложке. Эх,
И вот теперь сбылась мечта идиотки. Все, как положено: замок — средневековый, каменный — одна штука; герцог — представительный, средних лет — одна штука. Плюс сотни три-четыре бродящих без дела слуг и странные дикие звери, совершающие по вечерам паломничества в лес. В общем, есть над чем задуматься.
Сразу после обеда меня сопроводили в выделенные покои. Ну как сопроводили… два амбала, затянутые в доспехи, как в консервную банку, с небритыми мордами и свалявшимися под шлемами волосами, зажали меня с двух сторон и этак тонко намекнули, что будут меня сопровождать, когда мне захочется прогуляться. Приказ герцога, так сказать. Во избежание. Пришлось зажать нос и всю дорогу дышать в ворот сорочки, потому что идущий от «рыцарей» стойкий аромат лука и чеснока вызывал у меня приступы тошноты.
Когда я закрывала за собой дверь, бравые ребята располагались по обе стороны от нее, собираясь подпирать стенку. Я же решила заняться более тщательным изучением своего нового дома.
В старинных замках всегда полно секретов, тайных ходов, призраков и прочих интересных вещей. Вот бы и мне найти что-нибудь этакое… О! А это что за веревочка над кроватью. Ну-ка дернем!
В ответ раздался приглушенный расстоянием тоненький перезвон, будто где-то за стеной в колокольчик позвонили. Незаметная дверца, скрытая за портьерой, бесшумно отъехала в сторону и из проема показалась любопытная мордочка Розетты.
— Мадемуазель! Вы нашли колокольчик! — обрадовалась моя горничная.
— Что я нашла?
— Колокольчик! — она подошла к кровати и подергала за веревку. Из прохода между портьер раздался звон. — Он находится в комнате личной горничной Ее Светлости. А поскольку Его Светлость выделил вам покои своей матери, то я заняла комнату личной служанки. Теперь я всегда буду рядом, стоит лишь дернуть за веревочку.
— Ага, — пробормотала я, переваривая услышанное, — дерни за веревочку, дверь и откроется.
— Нет, никаких дверей открывать не надо. Я услышу и приду сама.
Я вздохнула. Навязчивое внимание начинало раздражать, но в присутствии горничной были свои плюсы.
— Значит так, — сказала я встав и уперев руки в бока, — приготовь-ка ты мне ванну да побыстрее. Я в вашем дурдоме третий день и ни разу не помылась. У меня уже голова чешется, как бы вшей не нахватать.
— Что вы, мадемуазель, барышням негоже мыться так часто! — замахала на меня руками Розетта. — У вас же куча притираний. И розовая вода, и уксус. А вши — это признак святости! Преподобный отец Франциск каждое утро на проповеди учит, что мыться вредно! Вот смоете с себя святую воду, которой вас крестили, и тогда дьявол придет за вашей душой.
Я приподняла брови, скривила губы и похлопала ресницами, всем своим видом выражая изумление и сарказм.
— Да ты что! — «восхитилась» я. — Значит, в замке никто не моется? И герцог тоже?
— О, ну мы раньше иногда полоскались… в реке, — Розетта отвела взгляд. — Не всем же быть святыми, как наш преподобный. А Его Светлость купался почти каждый день. Он же на Востоке служил, а у этих нехристей бани в почете, — она понизила голос и округлила глаза, будто собиралась сообщить мне какую-то страшную тайну. — Говорят, завалятся туда все вместе, и мужчины, и женщины, и устраивают там оргии!