Сказка Востока
Шрифт:
— Это как твоя проповедь?!
Лицо духовного наставника потемнело, тронув бородку, он постарался грозно сказать:
— По-моему, ты к старости совсем лишился ума, и для тебя к утру поставят виселицу.
— О! Это говоришь ты, духовное лицо? Не выйдет, — Молла печально повел пальцем перед носом Бараки. — Я здесь не ниже тебя, ибо на моей шее личная пайзца Тимура, — бравирует он, хотя пайзца давно у Малцага. — Так что уважь векила [260]Тимура. Я послан им, чтобы тебя спасать. Но понял, что спасать-то надо от тебя. Твоя литература — ложь, гнусна, вредна.
— Как смеешь ты чернить первоисточник? Все мои
— Тогда скажи о тысячах убитых, о насилии, войне.
— Война с неверными, за нравственность людей.
— У всех народов нравственность одна, лишь мера алчности различна.
— О! То зависть гложет. Ты видел ныне Самарканд?
— Чтобы воздвигать сооружения в таких чудовищных размерах, чтобы правители были тираны, а народ — рабы.
— А то судьба у всех своя.
— Смерть Мухаммед-Султана — тоже судьба. Что же вы все так опечалились, с места сорвались?
— Не путай, Мухаммед-Султан — потомок царей.
— А это мы оба хорошо знаем. Дед Мухаммед-Султана — Тимур, будучи подростком, попался на воровстве у товарища, и сверстники его били, когда мимо проходил ты, юноша, бедный муталим, который заступился за воришку — будущего правителя. И он твоей услуги не забыл. А ты взамен ответил ему неблагодарностью, вредительством, даже предательством.
— Что ты хочешь сказать?!
— А то, что полукочевое тюркское общество, где ты и Тимур росли, хоть и было полуварварским, да оно было относительно свободным, без ложных предрассудков и религиозных догм. В таком обществе могли развиться бунтари, как Тимур, которые в боях крепчали и могли стать личностями. Теперь же ты, став духовным лидером империи, упразднил всякое сомнение, насадил дипломатию суеверия, подчинения, лицемерия и лжи. Науськивая Тимура, ты постоянно заставлял его воевать, якобы во имя веры, а на самом деле для все большей добычи. И теперь ты даже в походе окружил себя невиданной роскошью, рабами, охраной. Истребив все личности, кроме Тимура, который всегда нужен тебе, ты окружил и себя, и Властелина одними лицемерками, подхалимами, лжецами. А иное считается инакомыслием, ересью. Ты, как духовный лидер, создал общество, где осталась лишь кучка богатеев, а остальные — рабы. И среди богатых ложь стала одной из ежедневных потребностей, а лицемерие — одним из обычаев, общий дух и образ мыслей всей нации подвергся порче, и сумма существующих в ней пороков и заблуждений страшно увеличивается. Итог тому — вокруг Тимура нет личности! Где наследник, кому бразды отдать? Не ты ли претендент?
— На сей раз в Тебризе тебя точно повесят, — прошипел Бараки, от гнева дрожит.
— Только этим ты мыслишь, прячась за суры Корана.
— Вон! — срывается на писк старческий голос, и вдруг: — А ну, стой!
Молла обернулся.
— А скажи, мой дорогой ученый, что ж ты так печешься о нашем обществе?
— Понимаешь, в твоей летописи, как ты и сам сказал, много лжи, но и правда есть. И она в том, что твой ученик Тимур, с твоего благословения, почти полностью уничтожил горцев Кавказа. Да вместе с тем, те, кто остался, и я в том числе, теперь должны жить в этом обществе, обществе невежд и лицемеров у власти и забитых твоими проповедями темных, порабощенных масс. Это тьма, никакой перспективы и прозябание на периферии истории.
— Хе-хе, тебе это не грозит. Бог тебя миловал.
— Конечно, миловал, — в свою очередь усмехнулся и Молла Несарт. — А вот тебе и твоему ученику, пока еще есть время, не грех покаяться.
—
— А мне под одним с тобой небом. Пойду.
На улице было совсем темно. Только Молла Несарт вышел, как его схватили, скрутили, связали, бросили на землю.
— Пайзца, пайзца, — полушепотом, шипя, крутился вокруг Саид Бараки. — Где пайзца? — дернул он за бороду Моллу.
— Ха-ха, — залился смехом Несарт, словно его пощекотали. — А зачем мне теперь пайзца? Иль она и на небесах помогает?
— Ух, — пнул его Бараки. — Молись, неверный. Недолго тебе осталось.
— Сколько осталось — не тебе решать.
— Молчи. Живьем на заре закопаем.
— Хе-хе, мне не привыкать, да и отжил я свое. И, надеюсь, примет меня земля. А вот будет ли у тебя и у Тимура могила? Примет ли вас земля? Вряд ли. Прощай.
— Убрать! — провизжал Саид Бараки.
По тому, как бросили на верблюжьи испражнения, Молла Несарт понял, что на рассвете рабы, очищая место стоянки, все закопают вместе с ним.
Времена средневековья были жестоки, смерть и убийство никого не удивляли. А дожить до седьмого десятка лет тоже считалось крайней редкостью. Может быть, поэтому и сам Молла Несарт отнесся к своей судьбе как к предназначению. Единственно, он думал о Шадоме и Малцаге. Их пропащей молодости, да и всей их жизни было жаль. И еще ему было очень жаль, что не успел восстановить в Самарканде обсерваторию, обобщить и закончить свои научные труды. А так, что уж горевать? Жестокость никого не удивляет: время и нравы такие. Может быть, поэтому он к полуночи забылся в глубоком сне, благо, что летняя ночь оказалась теплой. А на утро Моллу еле растолкали, развязали, сам принц Халиль важно приказы отдает. И когда его раздевали, он все понимал, а когда стали надевать шелковые наряды — крайне удивился и хотел противиться, мол, он исламской веры. А его накормили в шатре Сарай-Ханум, потом на верблюда усадили, и не простого, а белого, и лишь тогда он от караванщика узнал, что накануне ночью духовный наставник Тимура Саид Бараки скоропостижно скончался.
Весь день ехали. Был небольшой привал на молитву и скорый обед, когда кто-то обмолвился: Бараки задушен. Поздней ночью прибыли в Тебриз. И только Молла спешился, как его кисть попала в теплую женскую ладонь: знакомый, пьянящий аромат и шепот в ухо, как поцелуй дочери:
— Пожалуйста, молчи! Ты нам нужен. За Халиля скажи.
Тотчас Несарта подхватили сильные руки, только по силуэту огромного здания на фоне лунного неба он узнал, что ведут в «Сказку Востока», но это даже не «Сказка Востока», не тот благоухающий аромат жизни и веселья, и даже деньги здесь не помогут — гнетущая тоска, и моют с болью, значит, к Тамерлану поведут.
Властелин болен, в постели, видно, лечится изрядной дозой спиртного. На коленопреклонное приветствие он даже не ответил, а сразу задал вопрос?
— Ты был у Саида последним?
— Вроде я, — сходу выпалил Молла.
— Что с ним случилось?
— Поистине дивны дела Аллаха, — не понять тон Несарта. — Пока наставник был на ваших глазах, он никогда так не поступал.
— Гм-м, — как старый зверь, зарычал Тамерлан.
— Властелин, — вздрогнул Молла, — поверь, я так устал с долгой дороги, что сразу же заснул. И только утром, как и все, узнал. И кто удивится, если я или Саид Бараки умер, уж сколько лет! Лишь бы тебе Бог дал здоровья. Ты столп земли, богатство мира!