Сказка Востока
Шрифт:
Это лишь сухие строки придворного историка Тимура. И хотя в них почти что все правда, в самом Магасе об этом бое слух иной шел. И может, преувеличений и не мало, но суть легенды, дошедшей до нас, такова. Некто Малцаг, дерзкий, смелый молодой человек, по воле судьбы уже побывавший в лапах самого косоногого Тимура, потеряв от его коварства друга-побратима, поклялся отомстить Хромцу. Собрал вокруг себя немногочисленную, но боеспособную дружину и всякими способами начал нападать на воинов-захватчиков. В одну из зимних ночей Малцаг смог внезапно разбить многочисленную охрану Тимура и даже ворвался в его личный
Словом, как утверждали кавказцы, хромому Тимуру в очередной раз просто повезло, а Малцаг, разгромив стан самого Повелителя, заимел доблестное имя и славу, а вместе с этим богатую добычу и заложников. Среди них оказались старец Молла Несарт, что был почти что при смерти, и сказочно-красивая гурия по имени Шадома, которую бравый Малцаг присвоил лично себе, нарекая то ли принцессой, то ли спутницей. В общем, не жена, не наложница, а, как часто в мифах бывает, романтическая любовь под конец побеждает. Да, это в мифах, а земной жизни конца нет, как и счастья, в круговороте времени все вращается. А историческая реальность такова, что не мог какой-то «мальчишка», как его назвал Тимур, с полутысячной конницей отчаянных горцев противостоять двухсоттысячной армаде Повелителя. И если бы не горы и леса, давно бы Малцага изловили, а пока идет его поиск, преследуют по пятам, и он достойно противостоит.
И может, правда, а может, нет, да говорят, где-то в Алазанской долине на рассвете сошлись лоб в лоб отряд Малцага и небольшой разведывательный отряд Тимура. И выхватил юный, соколиный глаз Малцага в рядах врага кряжистого полководца Сабука, рукой которого и был обезглавлен азнаур Тамарзо.
Закричал во весь свой созревающий, высокий голос Малцаг, эхо гор разнесло его клич — звал он теперь на честный поединок, один на один, закаленного воина Сабука.
Тюрко-монголы совсем не трусы, и это в традициях времени, чтобы сильнейшие бохатуры [73]перед боем сошлись, померились силами, воодушевили бы своих воинов.
Друг детства и ровесник Тимура, закаленный в боях Сабук, без колебаний вызвался на поединок, тем более что у него личный счет к Малцагу. Его любимую красавицу Шадому Тимур, вопреки просьбам, подарил Османскому султану Баязиду Молниеносному. А Сабук тайком, за большие деньги, выкупил вожделенную обольстительницу у султановых послов, отослав в Анкару другую наложницу. Тимуру об этом доложили. Сабуку он пригрозил, а Шадому с удовольствием вернул в свой гарем. И оттуда, вроде бы никому не доступного места, ее увели. И вновь Сабуку представилась возможность ее отвоевать, сразившись с «мальчишкой» Малцагом. Однако командир передового отряда не он, а рослый, смелый Мухаммед-Султан. О грезах Сабука Мухаммед-Султан не ведает, а посылать на поединок старика тоже опасно. Сам Мухаммед-Султан вызывается на поединок, тем более что лично хочет к ногам Великого деда башку «мальчишки-босяка» швырнуть.
В каменистой пойме реки стали воинские дружины друг против друга. Хоть и зима, а день в Закавказском предгорье теплый, солнечный. Многочисленные и изощренные в боях воины Тимура заняли более благоприятные позиции. Горцы, как всегда, понадеялись на свою удаль и лихачество.
Вот
Из-под копыт резвых коней полетели камни, заскрежетали копья о щиты. Когда обломались копья, отважные воины спешились и заблестели сабли в солнечных лучах. Как гласит народная мудрость, какой бы ни был сильный петух, не одолеет он петуха в чужом курятнике. Под неистовым натиском Малцага не выстоял кичливый Мухаммед-Султан, меч обронил, на колени пал, в предсмертном ужасе закрыл голову руками.
А разъяренный Малцаг, предвкушая упоение местью, двумя руками вознес высоко меч и крикнул:
— За брата Тамарзо! — Ив тот же миг просвистели в воздухе арканы, потащили Малцага к тюркским рядам.
Ринулись на выручку предводителя горцы. Завязался жестокий бой. И тут подоспел к полю боя сам Тимур с несметным полчищем.
Многие кавказцы полегли, многих захватили в плен, мало кому удалось спастись в горах. А любимый внук Мухаммед-Султан бросил к ногам деда живого Малцага. Пред такой удачей Повелитель мира спешился, пнул поверженного горца и грозно спросил:
— Куда дел старика, Моллу Несарта?
— А Шадома где? — не сдержался полководец Сабук.
Где правда, а где вымысел, даже Перо не ведает, да народное сказание гласит, будто из-под земли вдруг, откуда ни возьмись, на ближайшей опушке появился Молла Несарт, закричав, махнул рукой, двинулся прямо к Тимуру.
— Хвала Повелителю, — почтительно склонился Молла. — Долгих лет здравствовать!
— Ты как всегда вовремя, — сухо отвечал ему Тимур. — Казнь строптивого — блаженное зрелище.
— О Повелитель, — развел руками Несарт. — зачем тебе эта жертва?
— Он — враг.
— Нет, не враг, а противник. И подумай, о Властелин, если ты сегодня истребишь таких юнцов, с кем ты будешь воевать лет через тридцать.
— И тогда я буду воевать? — смягчился голос Тимура.
— Ты вечен! — постановил Несарт и вкрадчивым голосом: — Лучше сразимся в шахматы.
— Ух! — издал Тимур, — истосковался. нет соперника.
— На него, — указал старик на Малцага.
— Стол сюда! — сумасшедший азарт игры с достойным соперником уже давно довлел над Тимуром.
Результат игры очевиден, ибо вновь в горах Кавказа объявился Малцаг, его образ теперь стал героико-мифическим, и он опять сколотил вокруг себя боеспособную рать. Не в открытом бою, а неожиданными выпадами снова затерзал он войска Тимура. Главную ставку обосновал в самом Дарьяльском ущелье, так что этот путь для войск Тимура стал непроходимым. И тогда Великий эмир обратился к излюбленным ухищрениям.
Вокруг Малцага люди отчаянные, да по языку, нравам и целям — разношерстные. А, как известно, у Тимура богатств не счесть, значит, везде свои агенты есть. Подкупил он, кого смог, из ближайшего окружения Малцага. А сам Малцаг то ли поднаторел в жестокости, то ли вконец разнуздался: захватил он богатый гостиный двор, что стоял на высокогорном перевале торгового пути, и расположился в нем. А этот дом, как строили тогда в горах, небольшой, с толстыми каменными стенами, одна дверь, что накрепко изнутри закрывается, и со всех сторон по узкому окну, словно бойницы.