Сказка
Шрифт:
В воскресенье я нацепил на Радар поводок и повел ее вниз по холму к нашему дому. Сначала она двигалась медленно, как из-за своих пораженных артритом лап, так и потому, что явно отвыкла находиться вдали от дома. Она то и дело оглядывалась на меня, ища поддержки, что глубоко тронуло меня. Однако через некоторое время она пошла более легко и уверенно, останавливаясь, чтобы обнюхать телефонные столбы и присесть то тут, то там, чтобы другие собаки знали, что здесь была Радар Боудича.
Папа был дома. Радар сначала отпрянула от него и зарычала, но, когда папа протянул к ней руку, подошла достаточно близко, чтобы понюхать ее. Половинка ломтика болонской колбасы скрепила сделку. Мы пробыли там час или около того. Папа расспрашивал о моей фотосессии и смеялся, когда я рассказал ему, как
— Ему надо работать лучше, чтобы преуспеть в новостном бизнесе, — сказал папа. — «Уикли Сан» — как раз то место, где он может начать с нуля.
К тому времени Радар уже дремала рядом с диваном, на котором папа раньше валялся пьяным. Он наклонился и потрепал ее по шее.
— Держу пари, в лучшие годы она была впечатляющей зверюгой.
Я вспомнил рассказ Энди о псе-монстре, с которым он столкнулся четыре или пять лет назад, и согласился.
— Тебе нужно посмотреть, нет ли там каких-нибудь собачьих лекарств от артрита. И, наверное, ей еще понадобится таблетка от сердечного червя [58] .
58
Сердечный червь (Dirofilaria immitis) — паразит животных, в первую очередь собак, вызывающий дирофиляриоз или перерождение тканей.
— Я поищу, — до этого я снял с Радар поводок, но теперь снова пристегнул его к ошейнику. Она сонно подняла голову. — Нам пора возвращаться.
— Не хочешь оставить ее у нас на день? Ей здесь вроде нравится.
— Нет, я должен отвести ее домой.
Если бы он спросил почему, я бы сказал правду: потому что не думал, что Говарду Боудичу это понравится. Однако он не спрашивал.
— Что ж, ладно. Может, ее отвезти?
— Не надо, все в порядке. Думаю, с ней все будет хорошо, если мы будем идти не спеша.
Так и случилось. На обратном пути вверх по холму она, казалось, была рада понюхать траву, которая росла не на ее газоне.
В понедельник днем к дому подъехал аккуратный зеленый фургончик с выведенной на боку (золотом, а не чем-нибудь еще) надписью «Тиллер и сыновья». Водитель спросил меня, где мистер Боудич. Я ему сказал, и он передал мне через калитку пакеты, будто это было обычным делом — так, думаю, оно и было. Я вписал сумму в незаполненный чек, подписанный папой, — меня привела в ужас мысль о ста пяти баксах за три пакета продуктов, — и отдал ему. Там были бараньи отбивные и фарш из вырезки, которые я положил в морозилку. Я не собирался есть его еду (за исключением печенья), но не мог позволить ей пропасть зря.
Позаботившись об этом, я спустился в подвал, закрыв за собой дверь, чтобы Радар не попыталась последовать за мной. В нем не было никаких признаков серийного убийцы — только затхлость и пыль, как будто там давно никто не бывал. Свет здесь исходил от флуоресцентных ламп, одна из которых мигала и уже почти погасла. Пол был из грубого цемента. На вбитых в стену крюках висели инструменты, в том числе коса, похожая на ту, что носит Старик Смерть в мультфильмах.
В центре комнаты стоял рабочий стол, накрытый пленкой. Я поднял ее, чтобы посмотреть, и увидел частично собранную головоломку, которая, казалось, состояла из миллиона кусочков. По тому, что я смог разглядеть (поблизости не было коробки, чтобы проверить это), это должен был быть горный луг со Скалистыми горами на заднем плане. На одном конце стола стоял складной стул, на котором была разложена большая часть оставшихся фрагментов. Сиденье было пыльным, из чего я сделал вывод, что мистер Боудич уже довольно давно не собирал свою головоломку. Может быть, он сдался. Я знаю, что сам бы не сдался: многое из того, что осталось собрать, было просто голубым небом без единого облачка, нарушающего монотонность. Я говорю об этом более подробно, чем это, может быть, заслуживает… но, может быть, и нет. В этом было что-то печальное. Тогда я не мог выразить причину этой печали, но сейчас я старше и думаю, что могу. Речь шла о головоломке,
Я снова накрыл головоломку пленкой и проверил шкафчик между печью и водонагревателем. Он был старомодным, с множеством выдвижных ящиков. В одном я нашел шурупы, в другом — плоскогубцы и гаечные ключи, в третьем — пачки квитанций, скрепленных резинкой, в четвертом — стамески и то, что должно было быть точильным камнем. Я положил его в карман, взял косу и пошел наверх. Радар хотела напрыгнуть на меня, и я строго велел ей держаться подальше, чтобы случайно не ткнуть ее лезвием.
Мы пошли на задний двор, где, как я уже знал, мой телефон хорошо ловил сигнал. Я уселся на ступеньки, а Радар улеглась рядом со мной. Открыв «Сафари» [59] , я набрал «заточка с помощью точильного камня», посмотрел пару видеороликов, а потом приступил к работе. Много времени на заточку косы не понадобилось.
59
Интернет-браузер, установленный на смартфонах «Apple»
Я сделал снимок, чтобы показать его мистеру Боудичу, а потом поехал на велосипеде в больницу. Он спал. Вернувшись в предвечернем свете, покормил Радар. Я немного скучал по бейсболу.
Ну… может быть, больше, чем немного.
Во вторник днем я начал косить высоченную траву, сначала спереди от дома, а потом и сзади. Примерно через час я посмотрел на свои покрасневшие руки и понял, что скоро там вздуются волдыри, если я не сделаю перерыв. Я надел на Радар поводок, дошел с ней до нашего дома и нашел в гараже пару папиных рабочих перчаток. Потом мы поднялись обратно на холм, двигаясь медленно из уважения к больным ногам Радар. Я продолжил косить, пока Радар дремала, потом покормил ее и вернулся домой. Папа пожарил гамбургеры на гриле на заднем дворе, и я съел три штуки. Плюс вишневый пирог на десерт.
Потом папа отвез меня в больницу и ждал внизу, читая отчеты, пока я ходил навестить мистера Боудича. Я увидел, что ему принесли ужин — гамбургер и макароны с сыром на гарнир, — но он почти ничего не съел. Конечно, он не провел два часа, размахивая косой, и, хотя он старался быть любезным и посмотрел несколько новых фотографий Радар (плюс одно фото косы и другое — его наполовину подстриженной лужайки перед домом), было ясно, что ему очень больно. Временами он нажимал дозатор, подававший ему в кровь обезобливающее. В третий раз, когда он это сделал, он издал тихое гудение, как делают, если участник игрового шоу дает неправильный ответ.
— Чертова штука. Я на пределе сил. Лучше уходи, Чарли, пока я не облаял тебя только потому, что мне больно. Приходи в пятницу. Нет, в субботу. Может быть, к тому времени мне станет лучше.
— Они не сказали, когда собираются вас выписать?
— Может быть, в воскресенье. Пришла дама и сказала, что хочет помочь мне работать над…, — он поднял свои большие руки, покрытые синяками от капельниц, и показал пальцами кавычки. — …«планом восстановления». Я сказал, чтобы она шла к черту. Не совсем так, конечно — я пытаюсь быть хорошим пациентом, но это трудно. Это не просто боль, это еще…, — он сделал вялый круговой жест, а потом уронил руки на покрывало.
— Слишком много людей, — сказал я. — Вы к этому не привыкли.
— Ты понимаешь. Слава Богу, хоть кто-то понимает. И слишком много шума. Перед тем, как уйти, эта дама — ее фамилия Рейвенхаггер или что-то в этом роде, — спросила, есть ли у меня дома кровать на первом этаже. Кровати нет, но диван там раскладывается, хотя его давно уже не использовали для сна. А может, и никогда. Я купил его только потому, что увидел на распродаже.
— Я постелю там, если вы скажете мне, где взять белье.