Сказка

Кинг Стивен

— Если вы думаете, что в банке из-под муки…

Он отмахнулся, как будто восемь тысяч долларов были недостойной внимания мелочью. Впрочем, учитывая ту сумму, что он задолжал больнице, так оно и было.

— Вот что ты должен сделать.

Он рассказал мне, а когда закончил, спросил, должен ли я все это записать.

— Ничего страшного, что ты это сделаешь, если только уничтожишь свои записи, когда все будет выполнено.

— Разве только комбинацию цифр. Я напишу ее на руке, а потом сотру.

— Ты хочешь так сделать?

— Да, — я просто обязан был это сделать, хотя бы чтобы выяснить, правда

ли то, что он мне рассказал.

— Хорошо. Повтори поэтапно все шаги.

Я это сделал, а потом воспользовался его прикроватной ручкой, чтобы записать серию цифр и поворотов на предплечье, прикрытом рукавом футболки.

— Спасибо, — сказал он. — Тебе придется подождать до завтра, чтобы встретиться с мистером Генрихом, но взять то, что нужно, ты сможешь сегодня вечером, когда придешь кормить Радар.

Я сказал «хорошо», попрощался и ушел. Я был, как говорит мой отец, ошеломлен. На полпути к лифту я кое о чем вспомнил и вернулся.

— Что, передумал? — он улыбался, но в его глазах читалась тревога.

— Нет. Просто хотел спросить о том, что вы сказали.

— И что это?

— Что-то насчет подарков. Вы сказали, что храбрец помогает, а трус только приносит подарки.

— Не помню, чтобы я это говорил.

— Сказали, я точно помню. Что это значит?

— Не знаю. Наверно, это говорили таблетки.

Он лгал. Я годами жил с пьяницей и узнавал ложь, когда слышал ее.

2

Я поехал на велосипеде обратно на Сикамор-стрит, 1, сгорая от любопытства. Отперев заднюю дверь, я выдержал бурный натиск Радар. Теперь она могла вставать на задние лапы, чтобы ее погладили, что я приписал действию новых таблеток. Я выпустил ее на задний двор, чтобы сделать дела, и мысленно посылал ей сигналы поскорее закончить и вернуться в дом.

Впустив ее обратно, я поднялся наверх, в спальню мистера Боудича, и открыл его шкаф. Там висело много всякой одежды, в основном домашней вроде фланелевых рубашек и брюк хаки, но было и два костюма. Один черный, другой серый, и оба похожи на те, что носили Джордж Рафт и Эдвард Г. Робинсон в фильме «Каждый рассвет, когда я умираю» [79] — двубортные, с накладными плечами.

79

«Каждый рассвет, когда я умираю» — гангстерский боевик 1939 года. Актеры Джордж Рафт и Эдвард Г. Робинсон (наст. Эммануэль Голденберг) известны своими ролями в фильмах о гангстерах 30 — 40-х годов.

Отодвинув одежду в сторону, я увидел закрытый сейф старомодного образца высотой около трех футов. Когда я присел на корточки и потянулся к кнопкам для набора шифра, что-то холодное ткнулось мне в спину, в место, где рубашка вылезла из штанов. Со сдавленным воплем я обернулся и увидел Радар, радостно вилявшую хвостом. Холодным предметом, ясное дело, был ее нос.

— Не делай так больше, девочка, — сказал я. Она села, улыбаясь и словно говоря, что будет делать у себя дома все, что захочет. Я снова повернулся к сейфу. В первый раз я ошибся с комбинацией, но со второй попытки дверца открылась.

Первым, что я увидел, был револьвер, лежащий на единственной полке сейфа. Он был больше того, что мой

папа давал моей маме, когда ему приходилось уезжать на несколько дней — или однажды на неделю, на корпоративный выезд. Тот был 32-го калибра, дамский, и я подумал, что он все еще может лежать где-то у папы, но не был в этом уверен. Когда он впадал в запои, я искал этот револьвер, чтобы спрятать, но так и не нашел. Этот был большим, вероятно, 45-го калибра. Как и почти все вещи мистера Боудича, он выглядел старомодным. Я взял его — осторожно — и нашел рычажок, который выдвигал барабан. Он был заряжен, все шесть камер. Я вернул барабан на место и положил оружие на полку. Учитывая то, что он мне сказал, револьвер мог пригодиться. Охранная сигнализация тоже могла быть полезной, но он не хотел видеть полицию в доме 1 на Сикамор-стрит. Кроме того, Радар в прежние времена была лучше любой сигнализации — Энди Чен мог это подтвердить.

На дне сейфа стояло то, что, по словам мистера Боудича, я должен был найти: большое стальное ведро, накрытое рюкзаком. Убрав рюкзак, я увидел, что ведро почти доверху наполнено теми таблетками, которые были не таблетками, а гранулами чистого золота.

У ведра была двойная ручка, я взялся за нее и поднял. Сидя на корточках, я едва смог сделать это. Там, должно быть, было сорок фунтов золота, а может быть, пятьдесят. Я сел и повернулся к Радар.

— Господи Иисусе, это целое гребаное состояние!

Она согласно стукнула хвостом об пол.

3

Тем вечером, покормив Радар, я поднялся наверх и снова заглянул в ведро с золотом, просто чтобы убедиться, что оно мне не померещилось. Когда я вернулся домой, папа спросил меня, готов ли я к возвращению мистера Боудича домой. Я сказал, что да, но мне нужно еще кое-что сделать до его приезда.

— Так я могу одолжить твою дрель? И шуруповерт?

— Конечно. И я был бы рад пойти и помочь тебе, если бы мог, но у меня встреча в девять. Насчет того пожара в многоэтажке, о котором я тебе рассказывал. Оказывается, это мог быть поджог.

— Ничего, я справлюсь.

— Надеюсь на это. У тебя все хорошо?

— Конечно, а что?

— Просто ты кажешься немного взволнованным. Беспокоишься о завтрашнем дне?

— Немного, — сказал я, что было правдой.

Вы можете спросить, хотелось ли мне рассказать отцу о том, что я нашел. Нет, не хотелось. Во-первых, мистер Боудич взял с меня клятву хранить тайну. Во-вторых, он сказал, что золото не было украдено «в обычном смысле». Я спросил, что это значит, но он ответил только то, что никто в целом мире не будет его искать. Пока я не узнал больше, я был готов поверить ему на слово.

К этому добавлялось еще кое-что — мне было семнадцать, и ничего более волнующего со мной до сих пор не случалось. И я хотел узнать, что будет дальше.

4

Утром в понедельник я приехал на велосипеде в дом мистера Боудича, покормил Радар, и она села смотреть, как я устанавливаю предохранительные перила. Унитаз и так удобно располагался в крошечной ванной, а перила сделали доступ к нему еще удобнее, и это было хорошо. Конечно, он, как я думал, будет ворчать, но зато теперь не упадет. Он мог держаться за перила, даже когда мочился, что я счел дополнительным плюсом. Я подергал их, но они держались крепко.