Сказка
Шрифт:
— Но почему? — спросил я. — Зачем ему это понадобилось?
— Может быть, по многим причинам. Думаю, он должен был знать, что свидетельство о смерти не может быть выдано без наличия хоть каких-то документов, — папа покачал головой, но не раздраженно, а с восхищением. — Это, Чарли, его страховка на погребение.
— И что нам с этим делать?
— Смириться. Я уверен, у него были секреты, но не думаю, что он грабил банки в Арканзасе или устраивал стрельбу в Нэшвилле. Он был добр к тебе и к своей собаке, этого для меня достаточно. Я считаю, что его нужно похоронить вместе с его маленькими секретами, если только
— Не знаю.
Я думал о том, что у него были секреты, да, но не маленькие — если не считать маленьким секретом целую кучу золота. И еще в его сарае что-то заперто. Или было заперто, пока он не выстрелил в него.
Говарда Адриана Боудича похоронили два дня спустя, в четверг, 26 сентября 2013 года. Прощание состоялось в похоронном бюро Кросленда, а похоронили его на кладбище Сентри-Рест, месте последнего упокоения моей матери. Преподобная Элис Паркер провела службу по просьбе моего отца — она служила и на похоронах моей матери. Преподобная была краткой, но и этого времени мне хватило, чтобы подумать. Кое-какие мысли были связаны с золотом, но большинство — с сараем. Он что-то там застрелил, и волнение из-за этого убило его. Не сразу, но я был уверен, что причиной стало именно это.
На панихиде и погребении присутствовали Джордж Рид, Чарльз Рид, Мелисса Уилкокс, миссис Алтея Ричленд, адвокат Леон Брэддок и Радар, которая проспала всю панихиду и подала голос только один раз, у могилы: она завыла, когда гроб опускали в землю. Боюсь, это звучит одновременно сентиментально и невероятно, но уверяю вас, что это случилось на самом деле.
Мелисса обняла меня и поцеловала в щеку. Она попросила позвонить ей, если я захочу поговорить, и я обещал, что позвоню.
На стоянку я вернулся с папой и адвокатом. Радар медленно шла рядом со мной. «Линкольн» Брэддока был припаркован рядом с нашим скромным «шевроле каприз». Неподалеку стояла скамейка в тени большого дуба, листья которого уже отливали золотом.
— Может быть, мы можем посидеть здесь несколько минут? — спросил Брэддок. — Я должен сказать вам кое-что весьма важное.
— Подождите, — сказал я, продолжая идти. Я не сводил глаз с миссис Ричленд, которая повернулась к нам и так же, как всегда на Сикамор-стрит, подняла руку, прикрывая глаза. Только убедившись, что мы направляемся к машинам — или делаем вид, что направляемся, — она села в свою и уехала.
— Теперь мы можем сесть, — сказал я.
— Похоже, эта дама очень любопытна, — сказал Брэддок. — Она что, с ним общалась?
— Нет, но мистер Боудич называл ее любопытной Варварой и был прав.
Мы сели на скамейку. Мистер Брэддок водрузил свой портфель на колени и открыл его.
— Я сказал, что у нас будет хороший разговор, и верю, что вы согласитесь со мной, когда услышите то, что я должен сказать.
Из портфеля он достал папку, а из папки — тонкую стопку бумаг, скрепленную золотой скрепкой. Наверху листка, что был сверху, стояли слова «ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ» И «ЗАВЕЩАНИЕ».
Мой отец неуверенно засмеялся:
— Господи, он что-то оставил Чарли?
— Не совсем так, — сказал Брэддок. — Он оставил Чарли всё.
Я сказал первое, что пришло в голову, но было не слишком вежливым:
— Вы что, издеваетесь?
Брэддок улыбнулся
— Это nullum cacas statum, как говорим мы, юристы, — то есть ситуация без всякого дерьма. Он оставил вам дом и землю, на которой он стоит. Довольно большой участок земли, как оказалось — он стоит по меньшей мере шестизначную сумму, учитывая стоимость земли в Сентри-Рест. Все в доме также принадлежит вам, плюс автомобиль, который в настоящее время находится в городе Карпентерсвилл. И собака, конечно, — Он наклонился и погладил Радар, она на миг сонно подняла глаза, потом снова уронила голову на лапы.
— Это действительно правда? — спросил папа.
— Адвокаты никогда не лгут, — сказал Брэддок, потом, переосмыслив свои слова, добавил. — По крайней мере, в таких делах, как это.
— И нет родственников, которые могли бы это оспорить?
— Узнаем точно, когда завещание пройдет процедуру регистрации, но он утверждал, что нет.
— Значит… значит я еще могу заходить в этот дом? — спросил я. — В смысле, у меня там куча вещей. В основном одежда, но еще… м-м…, — я так и не смог придумать, что еще у меня есть в доме номер 1. Все, о чем я мог думать, — это о том, что мистер Боудич сделал однажды в начале месяца, когда я был в школе. Он изменил мою жизнь, пока я сдавал тест по истории или бросал мяч в спортзале. В тот момент я думал не о золоте, не о сарае, не о револьвере и не о кассете. Я всего лишь пытался свыкнуться с фактом, что теперь мне принадлежит (или скоро будет принадлежать) вся вершина холма на Сикамор-стрит. И почему? Просто потому, что однажды холодным апрельским днем я услышал, как Радар воет на заднем дворе того, что дети прозвали Психо-домом.
Пока я думал, адвокат продолжал говорить. Мне пришлось попросить его ответить на мой вопрос.
— Конечно, ты можешь туда ходить. В конце концов, он твой — от дверей до крыши. По крайней мере, будет твоим, когда завещание вступит в силу.
Он положил завещание обратно в папку, убрал папку в портфель, защелкнул замок и встал. Потом выудил из кармана визитную карточку и протянул ее моему отцу, но вспомнив, возможно, что папа не наследник имущества стоимостью в шестизначную сумму, дал мне еще одну.
— Звоните, если у вас возникнут вопросы, я буду на связи. Попробую ускорить процесс оформления завещания, но это все равно может занять до шести месяцев. Поздравляю вас, молодой человек.
Мы с папой пожали ему руку, а потом смотрели, как он идет к своему «линкольну». Обычно мой отец не употреблял крепких выражений (в отличие от мистера Боудича, который даже к фразе «передай мне соль» мог добавить «черт побери»), но когда мы сидели на той скамейке, все еще слишком ошеломленные, чтобы встать, он сделал исключение, пробормотав: «Святая срань».
— Точно, — сказал я.
Когда мы вернулись домой, папа достал из холодильника две кока-колы. Мы чокнулись банками.
— Как ты себя чувствуешь, Чарли?
— Трудно сказать. У меня пока это не укладывается в голове.
— Как думаешь, у него есть что-нибудь в банке или пребывание в больнице обчистило его вконец?
— Я не знаю.
Но я, пожалуй, знал. Денег осталось не так много, может, пара тысяч, но наверху стояло ведро с золотом, а в сарае, возможно, его было еще больше. Однако там было и что-то другое.