Сказка
Шрифт:
Удивительные вещи могут прийти в голову во время сильного стресса. Я вдруг вспомнил вестерн из фильмов Тернера, которые мы смотрели с моим отцом во времена его пьянства. Он назывался «Пони Экспресс» [195] . Что я там запомнил, так это Чарльтона Хестона, мчащегося изо всех сил к одинокой заставе, где на крюке висел мешок с почтой. Чарльтон схватил его, даже не сбавив скорости на полном скаку, и теперь я собирался таким же образом выхватить с круга Радар. Я не хотел кричать здесь, поэтому присел на корточки и протянул к ней руки, надеясь, что она поймет.
195
Американский
Когда солнечные часы повернулись и она увидела меня, то вскочила на ноги. Ветер от несущегося диска колыхал ее шерсть, как невидимые гладящие руки. Если бы я промахнулся (Чарльтон Хестон не промахнулся, хватая мешок с почтой, но это был фильм), мне пришлось бы запрыгнуть на часы, схватить ее и спрыгнуть. Я мог бы потерять при этом год из своих семнадцати, но иногда отчаянные меры — все, что остается.
Но вышло так, что мне вообще не пришлось ее хватать. Когда я посадил ее на солнечные часы, Радар не могла даже ходить. После пяти — даже шести — оборотов она стала совершенно другой собакой. Она присела на корточки, пригнула свои новые мощные задние ноги и прыгнула прямо на мои протянутые руки. Это было похоже на удар летящего мешка с цементом. Я упал на спину, а Радар нависла надо мной, расставив передние лапы по обе стороны от моих плеч, виляя хвостом, как сумасшедшая, и облизывая мое лицо.
— Прекрати это! — прошептал я, но приказ не подействовал, потому что я при этом смеялся. Поэтому она продолжала лизать.
Наконец я сел и внимательно осмотрел нее. К тому моменту она похудела до шестидесяти фунтов или, может быть, больше. Теперь она весила восемьдесят или девяносто. Хрип и кашель исчезли бесследно. Исчезла и болезненная сухость ее носа, как будто ее никогда не было. Седина пропала как с ее морды, так и с черного седла на спине. Ее хвост, который раньше напоминал изодранный флаг, теперь был пушистым и пышным, вертясь из стороны в сторону. Но самым верным показателем перемен, случившихся на солнечных часах, были ее глаза. Они больше не были затуманенными и испуганными, как будто она не понимала происходящего как внутри нее, так и в мире вокруг.
— Посмотри на себя, — прошептал я. Мне пришлось вытереть глаза уже не ей, а себе. — Только посмотри на себя.
Я в последний раз обнял ее и встал. Мысль о том, чтобы поискать золотые гранулы, не пришла мне в голову — в этот день я уже достаточно искушал судьбу.
Новая улучшенная версия Радар никак не могла поместиться в корзине на багажнике трехколесного велосипеда. Мне хватило одного взгляда, чтобы убедиться в этом. А ее поводка у меня не было — он остался в Дориной тележке у дома Клаудии. Думаю, часть меня, должно быть, верила, что мне больше никогда не понадобится эта вещь.
Я наклонился, обхватил руками ее голову и заглянул в радостные темно-карие глаза.
— Держись рядом со мной и веди себя тихо. Тише, Радар.
Мы вернулись тем же путем, каким пришли; я крутил педали, а Радар бежала рядом. Я решил, что не буду заглядывать в бассейн. Пока мы приближались к каменному проходу, дождь начался снова. На полпути по проходу я остановился и слез с трицикла, приказав Радар сидеть на месте. Двигаясь медленно и прижимаясь
Где же Хана? В какой из двух частей дома? И что она делает?
На эти вопросы у меня не было ответа. Возможно, она еще пожирает свой обед из чего-то, что пахнет свининой, но, вероятно, ею не является, или, может быть, уже вернулась в свою жилую половину для послеобеденного сна. Я не думал, что мы отсутствовали достаточно долго, чтобы она закончила есть, но это было только предположение. Последние впечатления — сперва русалка, потом солнечные часы — были слишком яркими, чтобы я мог следить за временем.
С того места, где я стоял, я мог видеть прямо перед собой высохший фонтан. Он мог обеспечить хорошее прикрытие, но только если бы никто не заметил нас на пути туда. Там было всего пятьдесят ярдов, но когда я представил последствия того, что меня увидят на открытом месте, они казались мне гораздо дальше. Я пытался расслышать ревущий голос Ханы, гораздо более громкий, чем у Клаудии, но ничего не слышал. Нескольких куплетов бесконечной песни про зубок хватило бы для определения ее местоположения, но вот что я узнал в заколдованном городе Лилимаре: великанши никогда не поют, когда тебе это нужно.
Тем не менее, пора было делать выбор, и мой выбор состоял в том, чтобы попробовать добраться до фонтана. Я вернулся к Радар и уже собирался сесть на трицикл, когда слева от конца прохода раздался громкий хлопок. Радар вздрогнула и повернулась в ту сторону, из ее груди начало подниматься низкое рычание. Я схватил ее прежде, чем оно превратилось в лай, и наклонился.
— Тише, Радар, тише!
Я услышал, как Хана пробормотала что-то неразборчивое, за чем последовала целая серия уже знакомых мне раскатистых пердежей. На этот раз мне не хотелось смеяться, потому что она медленно шла к выходу в коридор. Если бы она смотрела направо, мы с Радаром могли бы встать у стены и, возможно, остаться незамеченными в полумраке прохода, но даже если Хана была близорукой, трехколесный велосипед Клаудии был слишком велик, чтобы его не увидеть.
Я вытащил револьвер мистера Боудича и прижал его к боку. Если она повернется в нашу сторону, я выстрелю в нее, уже точно зная, во что буду целиться — в красную трещину, идущую через центр ее усеянного фурункулами лба. Я никогда не тренировался с револьвером мистера Боудича (как и с любым другим оружием), но у меня было хорошее зрение. Я мог бы промахнуться в первый раз, но даже если бы это случилось, у меня было еще четыре шанса. А как же шум? Я подумал обо всех этих костях, разбросанных вокруг ее трона и решил: к черту шум.
Но она ни разу не посмотрела в нашу сторону или в сторону фонтана, уставясь себе под ноги и продолжая бормотать что-то. Это напомнило мне папу перед тем, как ему пришлось произносить речь на ежегодном обеде Оверлендского национального страхового общества, когда его объявили региональным работником года. В ее левой руке было что-то зажато, но я смог разглядеть это, только когда она поднесла его ко рту. Она скрылась из виду прежде, чем успела откусить кусок, что меня вполне устраивало. Я почти уверен, что это была человеческая нога, и с одной стороны, ниже колена, кусок ее был уже отгрызен.