Сказки черепахи Кири-Бум
Шрифт:
– Кто здесь? Кто это зовет меня?
– Я, – сказал барсук.
И черепаха узнала его по голосу: ночью она видела плохо.
– Ты – Филька? Что не спишь?
– Не до сна мне сегодня. Сорока прилетала, говорила, что ты собираешься завтра обо мне сказку рассказывать.
– О других говорила, и о тебе говорить буду.
И встал Филька на колени перед черепахой, лапы над водой вытянул:
– Не срами меня, Кири-Бум. За мной давно уж дурных дел не водится. И это теперь навсегда. Я не медведь Тяжелая Лапа, умею себе
– А я и не собираюсь говорить о твоей прошлой жизни, есть что рассказать и о сегодняшней.
– Это неправда! – воскликнул Филька. – Тебя, может, в заблуждение ввели. Наговорить невесть что могут. В моей сегодняшней жизни ничего плохого нет, – сказал это Филька и вдруг вспомнил недавний сон, как он был в гостях у давнего товарища барсука Федора, и как Федор выставил его из избы за жадность.
И еще отчаяннее стал просить Филька:
– Не рассказывай, Кири-Бум.
– Не могу, – сказала черепаха и опустилась на дно запруды.
К Потапычу побежал Филька. С постели его поднял:
– Только ты один можешь спасти меня, Потапыч. Ты у нас хозяин рощи. Выручи.
– Чего тебе? – сипел со сна медведь.
– Запрети, Потапыч, записывать обо мне сказку. Не переживу я этого.
Помялся Потапыч, сказал:
– И рад бы тебе помочь, Филька, да не могу. Не я решаю, какую сказку записывать на березе, а какую нет.
– А кто же решает?
– Все. Как решат все, так и будет.
Шел Филька домой и плакал. Катились по его худым щекам слезы и падали на мокрую после дождя траву, и когда утром шла к запруде за черепахой Машута, то думала о них: «Ишь, росинки светлые какие».
Есть друг и у Фильки
Всю ночь Филька не сомкнул глаз. То на завалинке сидел, то ходил перед окнами и все думал, думал. Жизнь к концу продвинулась, было о чем подумать. А звезды медленно, но упрямо поворачивали к рассвету. С рассветом пришла в рощу заря и алым пламенем подожгла небо.
Постаревший и осунувшийся за ночь Филька поднялся с завалинки.
– Пойду хоть послушаю, как будут убивать меня.
И пошел к березе. Он не был первым. За кустом малины стоял Кабан и похрюкивал. Погорячился Кабан, когда рассказывала черепаха сказку о Мышонке, и ушел от березы. Ждал: позовут его. Но позвать никто не догадался. Вот и прячется с той поры Кабан каждый день за кустом, но прячется так, что его наполовину видно.
Филька спрятался по-настоящему. Из-за куста видел он, как уверенно и солидно прошел к березе медведь Михайло и прочно опустился на поваленную липу. Липа охнула под ним и вдавилась в землю.
Прибежал Енот. Встал перед березой. Почмокал губами:
– И все-таки зря в конце сказки обо мне дятел поставил две точки. Ни к чему
И сел возле медведя Михайлы.
Пришел медведь Сидор. Постоял у березы, поглядел на сказку о себе, хмыкнул:
– Вот ведь как! Живешь ты и не знаешь, что из твоей жизни в сказку угодит.
И сел возле Енота. Потом взял его под мышки и поднял. Енот задергался, завизжал:
– Ой, щекотки боюсь.
Сидор пересадил его к себе с левой стороны, а сам к медведю Михайле подвинулся.
– Так будет правильней, а, Михайло? А скажи, приятно это, когда о тебе сказку на березе выбивают?
– Кому как, – буркнул медведь Михайло. Говорить с Сидором у него охоты не было. Михайло с опаской поглядывал на березу: как много на ней еще места. Вполне может хватить и на сказку о нем.
«Запишут в самом низу, и будет всякая лесная мелочь нос совать и зубы скалить», – думал медведь Михайло и горбил плечи: вот житье пришло невеселое.
Пришла Машута и принесла черепаху Кири-Бум. Она уселась поудобнее на своем пеньке и вздохнула:
– Вроде и не шла, а устала.
«Вот она, посрамительница моя», – глядя на черепаху из-за куста малины, думал Филька и даже не замечал, что царапает когтями землю.
Прилетел Ду-Дук. Окинул березу гордым взглядом.
– Исписал сколько! Сейчас вот еще Фильку впишу.
«Типун тебе на язык», – подумал Филька и вздохнул. Кабан тоже вздохнул и захрюкал: дескать, слышите – здесь я, зовите меня.
Подполз к кусту заяц с рыжими усами. Толкнул Кабана под бок.
– Обо мне еще не было речи?
– Ни о ком еще пока не было?
– А будут обо мне говорить, не знаешь?
– Откуда мне знать?
– А ты спроси, чего тебе стоит? Замолви за меня словечко.
– Обо мне самом кто бы замолвил. Ты разве не видишь, я под кустом прячусь? И вообще, шел бы ты, милый, домой, не до тебя тут.
– Нет, я домой не пойду. Я ждать буду, – сказал заяц и, подкрутив рыжие усы, вдвинулся в куст.
Черепаха Кири-Бум откашлялась и подняла лапку.
– Давайте начинать. Слушайте сказку о Фильке. Ты, Ду-Дук, покрупнее ее выбей.
«Эх, – чуть не плакал за кустом Филька. – Мелко обо мне ее не устраивает, ей покрупнее надо».
И сразу темно у Фильки в глазах стало, и звучал в темноте голос черепахи:
«Вы, наверное, знаете, что у барсука Фильки никогда друзей не было. Говорил Филька:
– Друг – это одно беспокойство. То к тебе в гости пожалует, то тебя к себе в гости уведет.
И поэтому жил Филька без друзей, чтобы никакого беспокойства не было. И вот как-то поселился рядом о ним барсук из Осинников. Голодно ему там стало, он и перебрался к нам со своей семьей.
Вечером к Фильке пришел:
– У тебя там не найдется поесть чего-нибудь, сосед? Пока устраивался на новом месте, ничего достать не успел. Я бы сам и так переспал, да ребятишки пристали – сходи, попроси у соседа чего-нибудь.