Сказки для Саши
Шрифт:
И поехали они в Ад на Олимпиаду. А там соревнования курьёзные. То есть серьёзные, я хотел сказать. Там ошибок не прощают. Особливо в танцах на льду.
Вот вышла наша парочка на середину. Замерли все, ждут музыки.
Наконец, грянула.
Наша парочка начала своё выступление блестяще.
Нюшка-Натка выглядела как никогда. Красавица ненаглядная. И без единого волдыря и прыщика. Фигуряют! И двойной аксель, и тройной ёксель, и между ними моксель продемонстриррр-ррр-рр… что такое?..
На мокселе
Хведька стиснул зубья, смотрит волком и начинает в раздевалке разговор по душам:
– Что случилось, ребяты?.. Какие-то вы не такие, словно растренированные.
– Ничего сам не понимаю, – говорит Тыр-Пыр. – Я её держу, а она как будто другая. Чувствую… будто подменил её ктой-то. Будто не моя это Нюшка.
– Именно что не твоя! – говорит Натка. – Я такая же, как всегда. А вот ты – слабак, подбросить меня можешь, а поймать – нет. Разве ж это партнёр?.. Ну, на кой мне такой?
И плачет-заливается.
Тыр-Пыр тоже расстроенный стоит.
– Ладно, – говорит. – Разъехались. Если я тебя не устраиваю, ищи другого партнёра.
– И найду, – кричит Настя. – А ты пшёл вон!..
А Тыр-Пыр уже и не слышал последних слов. Вышел, дверью хлопнул, да так, что вся Олимпиада вздрогнула, Ад аж затрясся.
И в тот же момент случилось чудо.
Натка опять покрылась волдырями и прыщиками и превратилась в ту, которой раньше была. Опять стала жить по старинке ведьмой. Со змеёй внутрях.
А настоящая Нюшка вернулась к Тыр-Пыру, и снова начали они счастливо жить.
Но не в большом спорте, а просто.
И только тренер Хведька Косорылов ничего не понял, что случилось.
Он не понял, что всё в мире только на любви держится.
Когда влюблённых водой не разольёшь, ножиком не разрежешь, друг от дружки не отымешь.
ПРО ЖЕЛЕЗНОГО
МАЛЬЧИКА И
СТЕКЛЯННУЮ ДЕВОЧКУ
У одного железного мальчика была любимая подруга – стеклянная девочка.
Мальчик, когда её видел, бил себя в грудь и получался такой звук:
– Боммммм!
А девочка ему отвечала:
– Дзынннь!
И они понимали друг друга.
Но однажды парень говорит «Бом!», а «Дзынь!»
не слышит.
Он ещё раз бомкнул, а ответа никакого.
Опять… Снова и снова на каждый его
Он ждёт, что она дзынькнет, а стеклянная девочка не отзывается. День, неделю, месяц!.. перерыв длиной в год… Он очень страдал, хотя и был железный.
Наконец, он решительно несколько раз ударил себя в грудь, да так сильно, что его грудная клетка помялась:
– Бомммммм!.. Боммм!.. Бомммм! Бомммм!..
Не услышать этот звук было невозможно, но ответом на него была лишь тишина. Страшная тишина! Оглушительная!
Прошло много лет. Железный мальчик стал стариком и на вид не таким уж и железным. На его грудной клетке можно было заметить тысячи вмятин, да и сама грудь покрылась ржавчиной и уже не могла звенеть, как раньше. Иногда казалось, что она издает какой-то скрежет, – и вот, когда железного мальчика-старичка уже повезли на свалку металлолома, он собрался с силами и в последний раз, что было духу бомкнул, да так громко, как никогда до того у него не получалось.
И вдруг он услышал тихое-тихое:
– Дзынь…
Это стеклянная старушка, наконец, отозвалась. Но поздно.
Она рассыпалась у него прямо на глазах. И тысячи осколков украсили свалку так, что ржавый металлолом засверкал и заулыбался блестящей улыбкой.
Ах, Саша-Саша… Всё-таки любовь и счастье – это когда кто-то и бомкает, и дзынькает, но без перерывов, в которых становится оглушительно слышна страшная тишина.
ПРО ЧИЖИКА
Все соловьи, как известно, здорово свистят.
Чижик говорит:
– Я тоже так могу.
Ему говорят:
– Не свисти.
А Чижик всё равно настаивает.
И действительно, Чижик умел свистеть, но по-своему.
Его спрашивают:
– Тебе сколько лет?
– Пятнадцать, – хотя все знают, что ему не больше трёх.
– Ты где родился?
– В Африке, – хотя все знают, что Чижик из псковских.
– Да как тебя зовут?
Ему бы ответить правду – Чижик. А он:
– Аурелио Эспиноза Капуччино Баланчино граф Тверской-Задунайский.
Ему говорят:
– Послушай, Аурелио, кончай свистеть.
А он:
– Я из рода павлинов. Меня все соловьи почитают. А голос мой известен во всем мире.
– Ну и где ж ты пел, Чижик?
– В консерватории. Прошлым летом. Арию Бертрана из оперы Глинки «Руслан и Джульетта».
– Послушай, Бертран, нет такой оперы у Глинки.
– У Глинки, может, и нет, а у меня есть.
– И у тебя нет. Ты же не композитор.
– Это вы так считаете. А я забил 19 голов за сборную.
– Так ты ещё и футболист?