Сказки и были Безлюдных пространств
Шрифт:
– Понятия не имею! Зачем он вам?
Шурка посмотрел в упор: вы еще спрашиваете!
Гурский рассердился. При Шурке – первый раз. Синие глаза стали почти черными.
– Вы считаете, я для этого вытащил вас с того света?
– А я не просил! Я все равно от этого не откажусь!
– Вот морока-то… Ну как мне вас убедить?
– Никак, – сказал Шурка. Потом спохватился. Тоже сердито: – А зачем вы меня оттуда вытащили? Для чего я вообще вам нужен? Для медицинских опытов?
– Нет, Полушкин…
– А для чего?!
– Ну вот, мы
Шурка любил фантастику. Про дальние галактики, сверхсветовые скорости и всякие там параллельные миры. И то, что стал рассказывать Гурский – про Великий Кристалл, про свою планету (которую Шурка назвал Реей), про Общий Космический Разум, – почти не вызвало удивления. По крайней мере, сейчас кажется, что не вызвало.
– Честно скажу, Полушкин, эта планета, этот сверкающий мир не чета вашей Земле. Голубое солнце… Люди могут жить в воздухе и в океанских глубинах. По вашим понятиям это – чудо… И главное, там практически нет вражды. Нет горя. А если кто-то умирает, он твердо знает, что потом возродится в другом разумном существе… Хотите туда, Полушкин?
Шурка подумал секунд пять и кивнул.
– Вас ведь никто и ничто не держит здесь?
Шурка подумал еще.
– Нет… Не держит… Только можно, я все-таки сначала застрелю того?
Гурский скривился. Но пересилил себя.
– В этом нет смысла. То, что вскоре произойдет с Землей, несравнимо с судьбой какого-то Лудова.
– А… что с ней произойдет?
– Земля… она вообще будет не та…
– Почему?
– По собственной вине, Полушкин. И по велению Общего Космического Разума. В своем развитии шарик ваш покатился не по той орбите. И докатился… черт знает до чего. Возьмите вашу историю. От пещерного века до нынешних дней она вся состоит из крови и войн. В массе людей возобладала психология полевых командиров. Так, кажется, называют сейчас тех, кто автомат предпочитает молотку и лопате…
Шурке не то чтобы стало обидно за землян. Вообще-то он был согласен с Гурским. Но ради объективности возразил:
– Было ведь и хорошее. Всякие открытия…
– Но и открытия эти вы ухитрялись использовать себе во вред. Все для оружия, все для того, чтобы гробить друг друга. Разве не так?
Это было так. Шурка – он стоял перед присевшим на кровать Гурским – развел руками и беспомощно хлопнул себя по штанинам.
– Вот так-то, Полушкин, – с непривычной усталостью произнес Гурский. – Такова ситуация на данный момент. А мы, я и Кимыч, корректоры. Знаешь, что это за должность?
У Шурки щекотнуло в горле.
– Мама… была корректором. В издательстве «Артемида».
– Мама исправляла ошибки в текстах. А мы – в развитии разных граней Кристалла. Выправляем орбиты обитаемых планет…
Шурка впервые не поверил Гурскому. Сказал сумрачно и снисходительно:
– Вас же всего двое. Разве вы сможете?
– С вашей помощью.
– Разве три человека смогут сдвинуть планету с орбиты…
– Я в переносном смысле, Полушкин. Орбита – это путь развития цивилизации.
– Все равно…
– Громадный шар на ровной плоскости сдвинуть крайне тяжело, вы правы. Но представьте себе, что в силу многих ошибок шар этот покатили не туда. По наклонной плоскости вверх. Толкают, толкают, думая, что впереди будет легче. А облегчения нет никакого, только бесконечный подъем. И сил уже нет… И вот шар почти замер в состоянии трагического равновесия. Вперед его пытаются толкать обессилевшие люди, а назад тянет собственная тяжесть, силы природы… Что дальше? Теперь достаточно легкого щелчка со стороны, чтобы он покатился обратно, на исходную позицию… Наша задача – воспользоваться моментом и сделать этот щелчок.
– И шар подавит миллионы людей, да? – Шурка представил себе это очень ярко.
– Но я же в переносном смысле!
– Ну, подавит в переносном…
– А что тебе до людей, Полушкин? – Это спросил неизвестно как появившийся в комнате Илья Кимович. Кимыч. – У тебя на Земле есть хоть одна родная душа?
Не было у Шурки родной души. Он молчал.
Гурский насупленно пообещал:
– Ничего с людьми не будет. По крайней мере ничего плохого.
И Шурка не поверил ему второй раз:
– Это правда?
Кимыч сел рядом с Гурским. Костлявыми кулаками подпер худые щеки. На лысину его прыгнул из окна солнечный блик.
– Видишь ли, Полушкин, в отличие от землян, мы всегда говорим правду. Таково условие. Довольно глупое, кстати. Из-за этого масса дополнительных осложнений…
Гурский посмотрел на Кимыча. Тот встал и ушел. Гурский ласково так, по-простецки позвал:
– Садись-ка рядышком, голубок.
Шурка сел. Спросил тихо:
– А что я должен делать?
– Я постараюсь объяснить попроще… О законах Великого Кристалла, о его развитии можно говорить очень долго. Ты все равно не поймешь… Признаться, и я многого не понимаю. Корректор – это ведь не Магистр Космического Разума. По земным понятиям я – Обычный Технический Работник в Командировке. С конкретным заданием.
– Или агент чужой разведки, – безжалостно вставил Шурка.
– Нет, здесь ты не прав. Земля Кристаллу не чужая, она его часть… И надо ее вылечить. Но это можно сделать лишь ее же силами… Как? Тут, Полушкин, начинается сплетение таких обстоятельств и эгнергий, что может показаться совсем уже фантастикой. Даже не научной. Но… во Вселенной бывает всякое… В прошлом веке один земной умелец с помощью своего таланта опередил тогдашнюю науку. Да и нынешнюю тоже. Видимо, благодаря своей невероятной интуиции. И сделал необычный, даже неземной прибор. Своего рода межпространственный балансир необычайной чуткости. Проще выражаясь, весы для измерения планетарного добра и зла… Его надо найти. Их, вернее. Весы эти. От них-то и зависит окончательная судьба Земли.