Сказки и были Безлюдных пространств
Шрифт:
– Ну да, – снисходительно согласился мальчик-невидимка. – И т е х к т о з д е с ь, тоже разнесет. Но их – навсегда, а мои атомы потом опять склеятся. Так уже бывало… Вы не бойтесь.
Зорко неуверенно спросил:
– А долго они будут склеиваться? Твои атомы…
– Не очень… А если бы и долго! У меня знаете сколько времени!
– Сколько? – машинально спросил Лён. И открыл глаза. И был уверен, что сейчас увидит перед собой взъерошенного рыжего пацаненка – Ермилку. Но не было никого – только фонарик. И
А невидимый Ермилка повторил:
– Сколько у меня времени? У-у… Пока Динка не сделается большая. А когда сделается…
– Тогда что? – нетерпеливо перебил Зорко.
– Тогда я перестану быть невидимкой. И попрошу, чтобы… чтобы она стала моей мамой. – Фонарик помигал, словно вместе с Ермилкой застеснялся своего признания.
– Ой! – вдруг весело спохватился Ермилка. – А чиркать-то об чего? Я же босой. Зорко, оставь мне сандаль!
Зорко, словно завороженный, снял сандалию. Она попрыгала по полу – Ермилка надел ее.
– Великовата. Ну, не беда, затяну ремешок… Теперь идите.
– Куда? – спросил Лён. Он опять был как во сне.
– Прямо по коридору. Это долго… Но в конце будет щель, вы в нее пролезете. А дальше будет дорога. Вы по ней идите, а я вас догоню… А если не догоню, идите пять километров, до поворота на Приморский тракт, а там уж – куда хотите. А раньше никуда не сворачивайте, иначе будет беда… Возьмите фонарик…
– А ты как без него? – растерянно сказал Лён.
– Ха! Невидимки видят в темноте, как на солнце… Не надо прощаться, это плохая примета. Идите…
Зорко и Лён пошли. В какой-то сумрачной завороженности. Желтый круг света выхватывал перед ними из тьмы бетонные плиты.
Так они двигались минут пять. А может, десять. Или час…
Зорко вдруг остановился, снял вторую сандалию, аккуратно поставил на бетон. Молча шагнул дальше. В этот миг потянуло свежим воздухом. Наверно, из близкого выхода. Лён стал на месте как от толчка. Зорко тоже. Лён посветил назад. Луч выхватил на бетоне одинокую сандалию. Зорко и Лён очнулись. Разом!
– Он же взорвется по правде! Навсегда! – Зорко бросился назад. Лён догнал его. Но пробежали они лишь чуть-чуть. Окружавший их бетон дрогнул, все качнулось. С гулом.
Гул был не сильный. Но такой тугой, словно с орбиты сошел весь земной шар.
Потом плиты сдвинулись, просели, сверху посыпалось. Бетонный потолок приблизился, заставил встать на четвереньки. Фонарик погас и потерялся. Впереди почему-то оказались скрестившиеся балки. Они… они были видны! Потому что из-за них сочился отраженный от бетона свет.
– Зорко, ты живой?
– Наверно…
– Лезем…
Конец сказки
Через балки, арматуру и обломки плит, сквозь цементную пыль и потоки песка, что обрушивались на головы и плечи, они долго выбирались
Выбрались. В царапинах, со звоном в ушах, перемазанные. Но живые. Даже не покалеченные.
Было утро… Странно. Лёну казалось, что по времени еще середина ночи. Но подумал он об этом мельком. Главная забота – о Зорко:
– Ты правда целый?
– Ага… А ты?
Лён встал с четверенек. Зорко тоже.
Они были на пологом склоне, в зарослях дубняка. Сквозь листья били лучи, на траве горели капли. И пахло лесной свежестью.
Но еще пахло развороченной землей – словно бедой.
Лён оглянулся. Зорко тоже оглянулся. Позади них дубняк был вырван и раскидан. Громоздились песчаные груды, из них торчали балки. Одна балка – толстенная, как шкаф – валялась на песке. А поперек нее лежал навзничь голый мальчишка. С откинутой головой и отброшенными назад руками. С тонкими, проступившими под кожей ребрами. Совсем незагорелый…
– Лён… Он, что ли, неживой? А?..
Мальчик был совсем неживой. По его впалому животу по-хозяйски шел рыжий муравей.
Зорко всхлипнул, но сдержался. Нервно сказал:
– Надо его одеть и похоронить.
Лён вздрогнул:
– Господи, кто это? Откуда он тут?
– Ты что, не видишь? Ермилка…
– Нет…
Мальчик был совсем не такой, каким представлялся Лёну Ермилка. Тот – наверняка рыжий, круглощекий, коренастый такой малыш. А этот… этот был щуплый, как петушок Тиви, остролицый, темноволосый…
– Он… Смотри, мой сандаль…
На левой ноге мальчика была растоптанная сандалия. Зоркина.
“Господи, что мы скажем Динке… Да нет же!” – Лён упал на колени, ухом прижался к мальчишкиной груди…
“Тук… – милостиво толкнулось в тонкой, как у птахи, грудной клетке. – Тук… Тук…”
– Ермилка! – Лён затряс его за плечи.
Ресницы мальчика зашевелились. Зорко упал рядом, приподнял его голову…
Ермилка приходил в себя стремительно. Через минуту он уже сидел на балке, поматывал головой и улыбался. И улыбка была – точно Ермилкина, как у хитрого проказника.
– Быстро склеились мои атомы, да?
– А почему ты видимый? – робко спросил Зорко. В нем все еще сидела виноватость: от того, что недавно хотел хоронить Ермилку.
– Ой… правда… Наверно, это от взрыва. Ну, ничего, я скоро обратно…
– А пока оденься, – ворчливо предложил Лён. – Возьми вот это, – он стал снимать вязаную безрукавку.
– Ну-у! Она же колючая, без рубашки-то!
– Подожди… – Зорко лихо оторвал от своей голландки широкий воротник. Оказалось, что воротник с холщовой подкладкой. Зорко вцепился зубами, отодрал подкладку у нижнего края и у шейного выреза. Получилось вроде юбочки – наполовину белой, наполовину зеленой с полосками. – Надевай пока хоть это. Будешь как туземец…