Сказки и были Безлюдных пространств
Шрифт:
– Вот как?
– Да, господин генерал.
А теперь помолчать бы хоть четверть минуты. Собрать силы. Напрячь каждую клетку… Пирамиду без помощи шлема уже не восстановить в памяти, но поле, где она жила столько времени, еще не угасло. То напряженное поле, в котором жужжали электрические мухи, – у него ведь с памятью компьютера резонанс… Вот дрогнула, шевельнулась на экране зубчатая мозаика. Много ли надо такой тончайшей схеме… Представь, Лен, что пространство затвердело, сжалось,
Стала мокрой спина, затошнило… Это ничего… Лён вдавил ногти в ладони, задержал дыхание… Мозаика на экране дрогнула сильнее.
Нет, она не исчезла. Она только сдвинулась, между разноцветными зубцами возникли черные щели. Краски потускнели. Теперь это была м е р т в а я картина. Возникло ощущение, что выключи монитор, а потом включи опять – и экран окажется пуст…
… – А-а-а! – Это из открывшейся двери кинулся к монитору щтабс-капитан. – Господин генерал, он же стер запись!
– Что?! Как?! – Генерал начал сутулиться и бледнеть. – Штабс-капитан… Немедленно… вытрясти из этого щенка все снова!
Штабс-капитан стремительно успокоился. В голосе его Лёну почудилось даже тайное злорадство:
– Невозможно, господин генерал. В н е м теперь этого тоже нет.
– Мер-рзавцы!.. Спустить шкуру!
Штабс-капитан сказал слегка развязно:
– Какой смысл, господин генерал? Лишняя возня… Вы не должны были откровенничать с мальчишкой.
– Ма-алчать!
– Виноват, господин генерал… Прикажете связаться с полевыми станциями?
– Они разбомблены, идиот! Это был единственный шанс, болван!
– Виноват, господин генерал…
Лён за всем этим наблюдал с усталой безмятежностью. С пониманием, что последнее в жизни дело он сделал как надо. Голова все еще кружилась. Но Лён все же доставил себе удовольствие:
– Ведите себя, как подобает высшему офицеру, мой генерал. Надо уметь достойно принимать поражение.
– Убью, – тихо сказал генерал.
Лён пожал плечами.
– Это само собой. Только без зверства, ладно? Я все же офицер…
– Сволочь ты, а не офицер, – горестно сообщил генерал.
– Каждый имеет право на свое мнение, – обрадованно вспомнил Лён. – В том числе и на такое. Но Зорко успел раньше… – И вдруг отчаянно затосковал про маленькому Зорито. Хоть бы секунду посмотреть еще на него! Последний раз.
– Убрать, – с чувством зубной боли велел генерал.
Штабс-капитан кивком указал Лёну на дверь.
Лён пошел. На генерала не взглянул. Ничего уже не хотелось. Скорее бы…
Они оказались в узком сером коридоре Штабс-капитан пропустил Лёна вперед и официально произнес:
– Руки назад.
– Идите в
– А ты мне нравишься, – вдруг признался штабс-капитан.
– Неужели?
– Нет, правда. Жаль, что ничего не могу для тебя сделать.
Надежда тряхнула Лёна как озноб.
– Можете!
– Отпустить, что ли? Увы… У меня невеста, зачем ей жених, продырявленный как терка.
– Я не про то! Я… Можно мне к Зорко? Ну, к тому мальчику! Чтобы мы вместе! Штабс-капитан! Ну, вы же все-таки человек!..
– Да это пожалуйста! Туда и шагаем… У нас для т а к о г о д е л а одно помещение на всех.
Камера
Дверь бесшумно откатилась на роликах. Лён шагнул через высокий порог. Зорко на корточках сидел в углу. Поднял голову. Округлил рот. Бросился, прижался лицом к плечу. Лён ладонью накрыл спутанную паклю Зоркиных волос.
– Ну ладно… не реви.
– Я… не реву…
Лён поверх Зоркиной головы оглядел камеру. Она была железная. Клепаный пол. Стены и потолок – из плит, похожих на дольки шоколада, только громадные. Ярко светил плафон, похожий на иллюминатор с матовым стеклом. Было пусто, лишь в углу – голая двухъярусная койка.
Зорко всхлипывал.
– Я сказал – не реви.
Зорко потерся лицом о безрукавку Лёна – вытер глаза и нос. Отодвинулся. Еще раз вытер лицо – рукавом с полосатым манжетом. Улыбнулся:
– Лён, вдвоем все-таки лучше, верно?
– Да…
– Лён, а этот длинный… он не сказал, про что было наше задание?
– Насчет искусственных озоновых дыр. Чтобы сжигать людей в намеченных районах…
– Вот гадство-то, – тихо выговорил Зорко. – Выходит, мы виноваты…
– Зорито, я стер запись. Успел… Начисто.
– Правда?! Ура! – Зорко возликовал, будто не в стальной камере, а на детской площадке. Но тут же осунулся. Отошел, опустив руки. Грязная белая голландка была выпущена поверх штанов – казалось, Зорко в платьице. Или в куцей ночной рубашонке. На ногах черные разводы – наверно, в подвальной воде была нефть.
– Теперь-то нас точно в живых не оставят, – вполголоса сказал Зорко.
Лён не нашел, что возразить.
Зорко медленно пошел к койке. Сел там, привалившись к спинке – одна нога спущена, другая коленкой подтянута к подбородку. Он был похож теперь на мальчика с флага города Льчевска. Только не было трубы, чтобы звонким сигналом позвать на помощь.