Сказки на ночь для взрослого сына
Шрифт:
И Аня с Пашей поняли: сын пойдет в первый класс в далекой Москве. И планы на увеличение семьи в такой ситуации правильнее отложить. Надо пережить тревожные дни. Тем более что в группе войск пошли кадровые чистки. Хотя Павла с Анной и их ближний круг чистки эти не затронули, они встречали новый 54-й год с искренней надеждой на лучшее.
Время бежало вперед, бури улеглись, жизнь возвращалась в свою колею.
В библиотеку военного городка поступило письмо из редакции Большой советской энциклопедии. В письме рекомендовали вырезать из новенького пятого тома энциклопедии страницы с портретом Берии и статьей о нем, затем вклеить
Постепенно возобновились воскресные обеды в дружеском кругу. Особенно обеды удавались у Ани: она отлично готовила. Собирались, ели, понемногу выпивали, обсуждали последние местные новости и вести с родины. Шутили, смеялись, но вполголоса.
Однажды в конце лета Анин начальник, проходя мимо в кабинет, попросил ее зайти к нему.
В кабинете он, проверив, плотно ли закрыта дверь, молча, протянул ей листы бумаги с машинописным текстом.
Анна читала, и ее лицо сначала стало пунцовым, потом – мертвенно бледным.
Начальник, понизив голос до шепота, проговорил:
– Видишь, какую интересную бумагу один добрый человек для меня выловил. Не бойся, хода я ей не дам. Но вам с Павлом я советую ехать домой. По семейным обстоятельствам, что ли… Сообрази что-нибудь! И не откладывай! Чтобы к октябрю – ноябрю вас здесь уже не было.
Начальник взял из онемевших Аниных пальцев листы и порвал их на мелкие части. Сложил в своей пепельнице и поджег.
Анна всё еще не могла прийти в себя: она прочитала анонимный донос на своего мужа, которого обвиняли в подрывной деятельности и антисоветской пропаганде.
С трудом овладев собой, спросила:
– Вы знаете, кто написал?
– Не знаю. И тебе выяснять не советую. Нет этой бумаги. И не было… Вон, пепел один остался! Но… Думаю, из вашего с Павлом ближнего круга бумага появилась. Кстати, может, Павлу об этом пока не стоит говорить?
Анна вернулась на свое рабочее место. Задумалась.
По некоторым деталям, «фактам», фигурировавшим в доносе, ей стало ясно, что его сочинил кто-то из Бариновых либо Крузиных. Вот тебе, Аня, воскресные обеды! И Большая советская энциклопедия…
Ничего она не скажет Павлу!
Но вот по каким семейным обстоятельствам им уехать домой?
Через полчаса в Аниной голове с аккуратной укладкой «перманент» все выстроилось по полочкам; она придумала, что нужно делать. Домой с работы она вернулась в хорошем настроении, даже веселая.
В середине октября Павел и Анна оформили завершение своей загранкомандировки. По семейным обстоятельствам. И начали паковать вещи, переживая за «Мадонну» и недавно купленное немецкое пианино.
Накануне отъезда Аня и Павел позвали всех близких знакомых, коллег на прощальный ужин. Все радовались за Павла и Анну: они уезжали на родину. Германия, прощай!
Пролетело еще несколько месяцев. В родной Ленинград из Германии уехали Бариновы, уехали и Крузины – в Казань.
В июне 55-го года на свет появились семейные обстоятельства Анны и Павла. У них родилась дочь.
В
Вышли из моды и сносились немецкие платья и костюмы, побилась привезенная посуда, но в серванте стояла синяя с золотом «Мадонна», радовало своим звуком немецкое пианино, на котором играли дети. И навсегда остались «немецкая» привычка к аккуратности во всем, да рис в солонке.
С Бариновыми и Крузиными обменивались поздравительными открытками к праздникам. Встречались редко, если у них случались командировки в столицу; пару раз проезжали через Москву на отдых – вот и всё.
Анна так и не проговорилась мужу о доносе. Однажды, уже после его смерти, она поведала эту историю, что называется, в педагогических целях, взрослой дочери, с которой жила в маленькой, но отдельной хрущобе. Времена, правда, наступили другие, но она все-таки решила рассказать. Мало ли…
Когда Анна умерла, пережив Павла всего на три года, ее взрослые дети сообщили об этом печальном событии всем, кто знал Анну в молодости. Написали в Ленинград Бариновым. И в Казань – Крузиным.
Алексей Онуфриевич Баринов позвонил по телефону, посо-болезновал. Сказал, что и сам он, и Валентина Ивановна много болеют. Неловко пошутил: они с Валей уже готовы к свиданию с Павлушей и Аннушкой. В конце разговора его голос задрожал; Валентина Ивановна вообще не смогла произнести ни слова – она плакала.
А из Казани спустя месяца два пришло длинное письмо, написанное скачущим почерком. Краткое содержание письма таково.
Людмила Георгиевна Крузина соболезнует, но ее положение – отчаянное, ей не с кем поделиться своими бедами, не с кем посоветоваться, вот и Аня – умерла.
Со своим старшим сыном Крузины давно утратили взаимопонимание, он шокировал их своими сомнительными связями, которые бросали тень на всю семью.
А ведь Владимир Иванович – доктор философских наук, профессор университета, ждал тогда назначения на должность проректора; она сама – Людмила Георгиевна – заслуженный учитель республики, у нее ученики! Поэтому они вовсе перестали общаться со своим старшим сыном и его ужасной женой.
Младшего, Димочку, талантливого и успешного, студента третьего курса университета, комсомольца и отличника, направили на стажировку за границу, в ГДР; он там пропал. Из компетентных органов Крузины узнали, что Дима познакомился с профессором из Западной Германии, убедил немца в том, что Димины родители – алкоголики, издевались над ним и их лишили родительских прав, что сам Дима воспитывался в детском доме, что в Союзе он якобы бедствует и мечтает жить в свободной Германии. В общем, Дима теперь – где-то в ФРГ и какие-либо сношения с родителями прекратил, они не знают его адреса. Крузиных трясут эти самые компетентные органы: шутка ли, член семьи – невозвращенец!
У Владимира Ивановича – удар, его парализовало, сама Людмила Георгиевна не знает, как и зачем жить дальше…
…Анина дочь читала письмо; рука ее потянулась к купленной по талонам пачке «Явы».
Женщина закурила, поймав себя на том, что никогда не сделала бы этого при матери.
Прочитала.
Прочитала еще раз. Отложила листки в сторону.
Что ответить?
Она вспомнила Людмилу Георгиевну и десятилетнего Диму, заглянувших к ним по дороге в санаторий в Минводах: приятная женщина в «джерси» и накрепко приклеенный к ней вежливый мальчик… Надо же!