Сказки на всякий случай
Шрифт:
Безымянный Побег не понял, что имел в виду Чахлый Стебель, но спрашивать не стал: он пока был совсем маленький — и думать о том времени, когда он вырастет, было ещё рано.
Между тем дни летели даже быстрее, чем скорые поезда. Безымянный Побег давно уже успел перезнакомиться со всеми этими поездами — и даже знал, когда тот или иной возникнет на горизонте. Ложиться при их появлении он так и не научился, за что Чахлый Стебель то и дело ворчал на него, полагая, что вот-вот настанет время, когда учиться будет поздно.
И
— Эй-эй! — крикнул вслед Безымянный Побег и хотел объяснить, что так, вообще-то говоря, не годится между друзьями, да Скорого Поезда Номер Шестьдесят Шесть уже и след простыл.
— Я же говорил тебе: не будешь ложиться — не вырастешь! — напомнил Чахлый Стебель, распрямляясь и оказываясь на целую голову выше Безымянного Побега. И тут только Безымянному Побегу стал понятен смысл этих слов.
Конечно же, Чахлый Стебель оказался прав. Видимо, и в самом деле надо было привыкать ложиться при появлении скорых поездов — и сегодня стало окончательно ясно, что дружба дружбой, а служба службой… Скорые поезда — они ведь на службе и вовсе не должны обращать внимания на такие мелочи, как всякие безымянные побеги на дороге: скорым поездам положено вовремя успевать на станцию назначения… досуг ли им думать о чьих бы то ни было макушках!
Безымянный Побег вздохнул и, обратившись к Чахлому Стеблю, сказал:
— Ну… как там ложатся-то?
— Да вот так, — засуетился Чахлый Стебель и принялся показывать: — Перегибаешься у самого основания и начинаешь стелиться по земле, прижимаясь к ней настолько плотно, насколько можешь.
— А дальше? — подождав ещё каких-нибудь объяснений, спросил Безымянный Побег.
— Дальше… дальше — ничего! Лег и лежи себе. А потом, когда скорый поезд проедет, распрямляйся да улюлюкай ему вслед — до появления следующего скорого поезда! Тут наука простая, только вот привычка нужна.
— И так всю жизнь… ложись и распрямляйся? — с тоской спросил Безымянный Побег.
— Ну, зачем же — всю… Когда наберёшь достаточно сил, можно проползти под рельсом, вылезти на другой стороне железнодорожного полотна и там зажить настоящей жизнью!
Безымянный Побег задумался и объявил:
— Нет, не получится у меня это… ложиться, распрямляться, под рельсом проползать…
— Ложись! — опять раздалось в ответ…
Но… Скорый Поезд Номер Девяносто опять снёс макушку Безымянного Побега… Так оно с тех пор и повелось: не успевал Безымянный Побег чуть подрасти, как тот или иной скорый поезд оставлял его без макушки.
— Ну, и чего ты добиваешься? — спрашивал Чахлый Стебель уже с другой стороны железнодорожного полотна.
— Не знаю… — честно отвечал Безымянный Побег, но снова распрямлялся во весь рост навстречу
Мне неизвестно, добился ли чего-нибудь Безымянный Побег, — думаю, что вряд ли… Наверное, скорые поезда продолжали сносить ему макушку всякий раз, когда он немножко подрастал. Я знаю только, что Безымянный Побег так и не научился ложиться при их появлении, а то, что впоследствии на месте, где он рос, построили железнодорожную станцию и назвали её «Безымянный Побег», — это… это, скорее всего, чистая случайность!
ПРОСТО АПЕЛЬСИНОВАЯ КОРОЧКА
Как-то совсем уж внезапно взяло вдруг да и подумалось: а почему бы не написать сказку о просто апельсиновой корочке? Причем сказку так и назвать— «Просто Апельсиновая Корочка»! Ведь в мире нет ничего, о чём не стоило бы написать сказку, — ив этом смысле Просто Апельсиновая Корочка ничем не хуже других.
Только что ж напишешь об апельсиновой-то корочке… а уж тем более о Просто Апельсиновой Корочке? Разве что-нибудь совсем грустное… дескать, апельсин очистили и съели, а корочку выбросили — вот и вся тебе сказка!
— Погодите-погодите, — откликается Просто Апельсиновая Корочка, — сказка ведь ещё даже не начиналась! Сказка ведь начинается там, где от Просто Апельсиновой Корочки остаётся запах, запах дальних стран. А потом…
Широкополая Соломенная Шляпа спланировала с антресолей на пол: то ли резкий порыв ветра распахнул дверцу под потолком, то ли защёлка, на которую закрывалась эта дверца, внезапно отказалась служить дальше… как бы там ни было, а Широкополая Соломенная Шляпа лежала на полу в прихожей и казалась там совсем неуместной, потому что была зима.
— Ну, и чего пожаловали? — не сказать чтобы очень вежливо поинтересовалась Деревянная-Трость-Прислонённая-к-Тумбочке, а Широкополая Соломенная Шляпа сразу смутилась. — Вы ведь понимаете, — продолжала Деревянная-Трость-Прислонённая-к-Тумбочке, — что Ваш сезон ещё не настал? Тут у нас пока январь, видите ли…
— Январь? — повторила Широкополая Соломенная Шляпа: этого слова она не знала. — Что такое «январь»?
Деревянная-Трость-Прислонённая-к-Тумбочке вздохнула и скучным голосом объяснила:
— Январь — это зимний месяц… если кому-то непонятно.
Присутствующие в прихожей фыркнули, а Широкополая Соломенная Шляпа с недоверием произнесла:
— Никогда не слышала о таком месяце… несмотря на то, что я знаю названия всех месяцев в году. Их четыре: май, июнь, июль и август.
— Четыре! Да их гораздо больше, чем четыре! — рассмеялась Деревянная-Трость-Прислонённая-к-Тумбочке. — Просто в остальные месяцы широкополых соломенных шляп не носят…
— Как грустно… — сказала Широкополая Соломенная Шляпа.