Сказки Перекрёстка
Шрифт:
— Сейчас закроется портал! — крикнул с «Тайны» Кирилл.
Они прыгнули в море и вплавь добрались до подлодки. Парни попрыгали в люк — так было быстрее, чем спускаться по лестнице. Ася замерла, в нерешительности заглядывая вниз, в темноту, ведь раньше она не бывала на «Тайне». Герман схватил ее за талию, поднял над палубой, как котенка, и осторожно опустил в проем — внизу ее поймал Слава.
Просторный коридор выходил к рубке, в которой собрались, истекая морской водой, все участники спасательной операции. Ася обнаружила, что потеряла заколку, и что во время короткого заплыва ее коса расплелась. Она поспешила отжать ставшие тяжелыми
— Что ты там делала? — спросил Герман, рисуя маршрут для автонавигатора.
— Ты же видел, — удивилась Ася. Но потом решила, что он и его команда все же заслужили получить объяснения. — На борту «Серебряной птицы» была семья одного… хорошего человека. Писателя. То, что они попадут в историю вроде этой, было ясно с самого начала. Вот я и решила им помочь.
В повисшей тишине парни уставились на нее с плохо скрываемой завистью. И недоверием. Как-то странно это было для девочки, в их представлении. Герман пытался понять, серьезно ли она говорит.
— Одна?! Предвидя нападение пиратов?!
Он выкручивал свою рубашку, и на пол лилась вода. Струйки воды стекали с кончиков прядей Асиных длинных волос, капли блестели на ее ресницах, отражаясь сотней крошечных искорок в огромных глазах, а мокрая белая рубашка прилипла к телу… Раздался треск рвущейся ткани, и у Германа в руках остались два мятых лоскута.
— Ты очень сильный, — с уважением сказала Ася.
Егор закусил губу, чтобы не расхохотаться, а Никита уткнулся лбом в переборку. Герман взглянул на них так, что они поспешили ретироваться в кубрик.
— А ты думаешь, это в первый раз? — Ася, ничего не заметив, вернулась к его вопросу. — Обычно обхожусь одна. В смысле, без островитян. Друзья-то везде находятся.
Герман швырнул лоскуты в угол. Интересно, как на это смотрит Королева?
— Причалили к Острову, — сообщил Кирилл. Ася быстро пошла к трапу. Ей тоже не терпелось избавиться от мокрых тряпок.
— Ты зови, если что, — без тени насмешки попросил Слава, отдраивая люк. — Не жадничай…
Герман, глядя ей вслед, сказал Кириллу, что отпускает команду на берег.
III
Но больше никто не ушел. Никому не хотелось расставаться с новым, накрепко объединившим их чувством слаженной, важной и опасной командной работы. Настоящий бой, закончившийся относительно легкой победой, разбудил в них генетическую память о смысле существования воина, том, кого иногда еще принято называть «настоящим мужчиной». Им хотелось пережить это вновь.
Как всегда после неординарного происшествия, Герман анализировал новую информацию. Обнаружилось несколько пробелов в знаниях, которые не терпелось восполнить: во-первых, плохо с историей. Он совершенно не понял, в каких событиях ему довелось поучаствовать, кто на кого напал, и что это были за суда. Во-вторых, техника боя. По его мнению, дрался он как медведь, выигрывая только за счет действительно исключительной физической силы. Третий вывод сделать не получалось. Мысли постоянно возвращались к моменту, когда Ася прижалась спиной к его спине, и вызванные этим «тактильным актом» ощущения возникали с неослабевающим эффектом во всех мускулах и нервах, пронизывая насквозь. Он и не знал, что такие ощущения вообще бывают: боль и наслаждение одновременно, в каком-то
«Я тупею,» — сказал он себе и пошел в свою тесную персональную каюту, инстинктивно чувствуя, что «зависшее» внутреннее состояние уже заметно внешне.
Он хотел что-то делать, но не мог придумать занятие. Читать не получалось. Вдруг он заметил, что его эмоции меняются в определенном гармоничном ритме, и этот ритм требует «объективизации». Он пошарил рукой под кроватью и достал гитару. Как она там оказалась? Он не умел с ней обращаться. Но это не важно, главное, что этот предмет может издавать звуки, похожие на его ощущения. Словно ее струны — это его натянутые нервы…
— Капитан совсем больной, — неуверенно хихикнув, произнес Никита.
Парни прислушивались к необычным звукам, проникавшим в коридор из капитанской каюты.
— Ты бы тоже заболел, — серьезно ответил ему Артем, — если бы тебе пришлось драться бок о бок с такой девочкой… а потом она бы просто ушла.
Сережу нервировало нетипичное психическое состояние капитана. Он привык видеть в нем сверхчеловека, почти нечеловека даже, уравновешенного при любых обстоятельствах, никогда не теряющего способности разобраться в ситуации. Почему сейчас он не видит выхода — очевидного, напрашивающегося?! Сережа понимал, что происходит с его капитаном — то же, что и с ним самим, «влюбившимся», как он сам определил, в Юлю. Но Сереже казалось, что состояние Германа доставляет тому гораздо более сильные переживания, что оно болезненное, и он не мог понять, почему Герман терпит эту боль. Может, он, великий и умнейший, знает про любовь что-то такое… страшное?
Вечером Сережа, окончательно сбитый с толку сомнениями, вломился в капитанскую каюту. Герман прижал струны и вопросительно посмотрел на него.
— Капитан, что за игры? — решившись, выдохнул Сережа.
— Не нравится — не слушай, — спокойно ответил Герман. — Я ведь распустил экипаж.
Сережа замялся. Герман очевидно не хотел говорить на волновавшую его тему, обозначив дистанцию: «я» тут, «экипаж» там.
— А я и распустился! — внезапно осознав это, огрызнулся Сережа. — И спрашиваю тебя не как член экипажа: во что вы с Асей играете?
Герман отвел взгляд. «Мы играем… в кошки-мышки… или кошки-кошки, мышки-мышки. Потому что бегаем друг от друга, но хотим друг друга поймать… Игра такая.»
— Ты влюблен в нее, она влюблена в тебя, — упрямо продолжал Сережа. Если Герман скажет, что он не прав, между ними будет уже не дистанция, а пропасть. — Почему вы расстаетесь?
Карие глаза Германа потемнели до черноты. Отрицать очевидное он не стал, это было бы ниже его достоинства.
— Потому что у меня есть совесть.
Ответ обескуражил Сережу, но он не отступил:
— А ты ее с садизмом-мазохизмом не перепутал?
Герман хмыкнул, оценив иронию, и миролюбиво ответил:
— Асе двенадцать лет.
— Ну и что? — искренне удивился тринадцатилетний Сережа. — Я ведь не о том, чтобы в постель укладываться.
«Не получилось», — подумал Герман. У тех, кого собрала на Острове Королева, не могло быть примитивных представлений о любви. Ладно, попробуем по-другому.
— У меня есть один серьезный порок, — медленно и внятно произнес он. На этот раз Сережа должен понять, что разговоры бесполезны. — Из моей любви ничего хорошего не получится. Просто поверь, что это так.