Сказки Перекрёстка
Шрифт:
В приемную вошли Алешка с Тимом.
— Не скучала?
Я помотала головой.
— Ну что ты такая мрачная? — с сочувствием спросил Тим.
— Видел бы ты, что там было, — не стала вдаваться в подробности я.
— Да уж, — согласился он. — Одно всплытие с такой глубины чего стоит. Но ты ведь не в обиде на Германа?
На Германа я еще как в обиде, но при чем тут он?
— А что Герман?
— Ну… — смешался Тим.
— Это «Тайна» подорвала лодку, — сказал Алешка. — Чем-то хитрым. Не знаю, в чем
Слава богу! Хоть лодку не я развалила! Настроение подправилось.
Алешка дал мне большой полиэтиленовый пакет:
— Переоденься в это. Если не понравится, не убивай — выбирала Королева. И размеры она подсказывала.
— Надо же, Королева тут, — от удивления вслух сказала я, заглядывая в сумку. От Ее Величества, после ремня для Германа, можно было ожидать чего угодно, во всяком случае, ее чувства юмора хватило бы и на водолазный скафандр.
Однако в сумке сиреневело что-то шелковое, явно нежное и очень приятное.
— Конечно, тут! — усмехнулся Тим. — Кто ж без нее столько народу заморочит.
Он открыл дверь в отцовский кабинет и просунулся туда наполовину.
— Пап! Доброе утро, Вера Генриховна… Пап, можно, мы займем свободную палату? В которой душ работает? Спасибо!
Тим вылез обратно в приемную, а следом за ним вышел Даниил Егорович.
— Дайте хоть рассмотреть ваше чудо, — тем же усталым голосом, но выжимая улыбку, сказал он.
И почему-то остановился передо мной. Я слезла с подоконника и сделала книксен. Он улыбнулся радостнее.
— Значит, ты лечишь наложением рук?
От этого вопроса я привычно напряглась. Мне не раз уже его задавали — в каменных подвалах с решетками и пыточным инструментом на скамье, а еще в залах судов. На эту фразу у меня выработался условный рефлекс: сейчас начнут пытать, и я непроизвольно побледнела так, что мой испуг стал заметен.
Обняв меня за плечи, ответил Алешка:
— Да, она.
— Что-то не так? — тихо спросила я.
Врачи, вроде, не любят знахарей. Сейчас как выяснится, что залеченные мной раны гниют, кости срастаются неправильно или вообще не срастаются — тогда я больше не смогу лечить, а ведь это дело всей моей жизни, самое чудесное удовольствие…
— Нет, — слегка удивленно ответил Даниил Егорович. — А тебя когда-то ругали за это?
Алешка с Тимом придушенно фыркнули, но он этого не заметил. Я только кивнула.
— Это от зависти. И страха. Таких, как ты, в средневековье сжигали на кострах, потому что боялись их могущества. Этих двух мальчиков ты практически возродила.
Потом он плотно закрыл дверь своего кабинета, где еще находилась Вера Генриховна, и сказал:
— Ребята, ваши «казаки-разбойники» действительно опасны.
Парни окаменели. С упрямством в голосе Тим ответил:
— Мы так живем, пап. Иначе уже не
Даниил Егорович помолчал. В этот момент в дверях неслышно появился Капитан-Командор, и я увидела расфокусировавшимися глазами, как что-то воздушное, какая-то желто-безмятежная вуаль накрыла голову взрослого. Его лицо покинул трагизм, уступив место искренней гордости.
— Идите, отдыхайте. И еще одно: Тимур, за вами экзамен, не забыл?
— Нет, папа, мы готовимся.
— Готовьтесь-готовьтесь. После сегодняшних событий спрашивать буду очень строго.
X
Я рано обрадовалась, что избавилась от врачей. Стоило мне выйти из душевой и растянуться на больничной кровати, как в палату с решительным видом ступила медсестра с набором шприцев. «Таки будут пытать,» — тоскливо подумалось мне, но медсестра ласково улыбнулась:
— Это витамины и глюкоза. Доктор сказал, у тебя были физические нагрузки с сильным стрессом. Спортсменка, что ли? Такая маленькая…
При слове «спорт» у меня обычно тошнота подступала к горлу, но эта версия оказалась самой приемлемой, и я наступила на собственные принципы:
— Ага, на первый юношеский сдавала. По экстремальному дайвингу.
Пришлось подставить нежные места — спортсмены ведь дружат с врачами, и медсестра вышла из палаты преисполненная чувства выполненного долга.
Но расслабиться мне не дали. Явилась Вера Генриховна с кружкой и тарелкой. На тарелке красовалась глазированная булка, а в кружке плескалось что-то белое с желтой пенкой. Блин, ну неужели я не заслужила несколько часов покоя?
— Это кипяченое молоко, — сочла необходимым объяснить врач. — Нужно выпить.
Она села на край кровати и, не стесняясь, рассматривала меня. Я выпила, поблагодарила, укрылась простыней и сразу уснула. На соседней кровати давно уже безмятежно спал Алешка.
Во Владивостоке мы пробыли три дня, пока Игоря с царевичем не перевели из отделения реанимации.
Капитан-Командор на вторые сутки сообщил, что обе подводные лодки благополучно добрались до Острова, и экипажи приступили к ремонту «Каравеллы».
Днем Тим выгуливал меня по городу — он считал, что я в депрессии, и мне необходим солнечный свет и воздух. Он был врачом, и я не спорила.
На вторую ночь меня затемно разбудил Даниил Егорович, сказав, что в больницу привезли попавшую в автокатастрофу семью, и не могла бы я помочь пятилетней девочке, которой осколком стекла разорвало щеку. Я решила, что он хочет меня проверить, но мне и самой было интересно, насколько успели восстановиться целительские способности, поэтому послушно побрела за ним в палату другого этажа.
Способности восстановились, глубокая рана за два часа зажила бесследно. Я ушла досыпать совершенно счастливой, ехидно размышляя о том, что будет записано в историю болезни.