Сказки тетушки Магды

Чинючина Алина

Слушай, парень… Мотай-ка ты отсюда поскорее, а?

Тим даже не удивился, как совпала эта просьба с его собственными предчувствиями. Но все-таки спросил:

Это почему еще?

Предчувствие у меня такое, - резко сказал Колин. – Ждет тебя казенный дом и большие хлопоты. Мотай, а? Стража на воротах – до полудня моя. Уходи, уезжай от греха… прямо с рассветом.

Тим, сам не понимая своего упрямства, покачал головой:

Нам играть сегодня…

Дурак. Ну, как знаешь… Я предупредил.

И Колин растворился

во тьме.

Остаток ночи Тим не спал. Ворочался в кровати, потом вскочил, подошел к окну. Уходить. Уходить как можно скорее. Ночная стража не выпустит, но едва рассветет, едва опустят мост… И дядюшка Рэй поймет его. Если все кончится хорошо, он нагонит труппу сразу после Карнавала. Если его, Тима, не будет в столице, актеров никто не тронет. Кому-то, кого Тим не знал, нужен он – это несомненно.

Тим не успел. Перед рассветом - хозяин едва успел отворить двери с ночи - в гостиницу, громко топая сапогами и гогоча, явилась ночная стража – и ухватила под локти одного из постояльцев, комедианта этого рыжего, болтуна, прости-Господи, и откуда только понаехали они, будь проклят этот Карнавал, и никакого покоя приличным людям. Кончита успела только сунуть ему кусок вчерашнего хлеба, а Мая украдкой перекрестила.

Хмурый, молчаливый стражник неодобрительно покосился, когда арестованный засунул руки в карманы и засвистел на ходу песенку, но даже древком алебарды не ткнул – проворчал только:

Пой, пташка, пой, скоро плакать придется…

Камера его была тесной, но сухой и даже не очень холодной. Охапка соломы в углу (Тим растянулся на ней, подгреб под бока), зарешеченное окошко под самым потолком (кошке не пролезть), кружка воды и кусок хлеба, принесенные в обед стражником – с голоду не дадут помереть, и на том спасибо.

Ворочаясь с боку на бок, Тим гадал, в чем провинился перед здешним князем. А потом неожиданно успокоился. Из-за драки этой несчастной? Другой вины за собой он не знал. Так он не виноват – на него напали. Нет, Тим - бродяга-перекати-поле - не был, конечно, столь наивен, чтобы полагать, что его всерьез могут оправдать – кого из бедняков у нас когда оправдывали? Но князь Аретан, наверное, недаром носил прозвище Справедливый… А уж десяток плетей он как-нибудь перенесет. Самое большее, что грозило за драку в ночном переулке, - колодки. Это, конечно, хуже, но… не каторга же. А своих он все равно найдет.

Мысли его были прерваны скрипом несмазанной двери. В камеру, пригнувшись, вошел человек и остановился на середине. Хмуро посмотрел на Тима и сказал:

Вставай, пошли…

Тим приподнялся на локте… Вошедший был высок ростом и, наверное, важен чином – вон как вытянулся перед ним стражник. Серый, совсем простой, но добротный костюм, длинная дворянская шпага на богатой перевязи… темные кудри тщательно приглажены… хмурые темные глаза – такие знакомые. Тим вскочил:

Колин?!

Вставай, - повторил

тот. – Живо.

Ты….

Молчи. Иди за мной.

Молча, быстро Колин вел его коридорами тюрьмы, и встречавшиеся в коридоре стражники отдавали им честь. Потом ударило по глазам яркое солнце, оглушил гомон городской улицы...

– Но, ваше сиятельство, - выскочил вслед за ними толстенький, лысый человек. – А как же… ведь следствие же…

– Пошел вон, - сквозь зубы проронил Колин.

– А если его сиятельство князь…

– Скажешь – я забрал. Пошел!

У ворот, распахнувшихся с отвратительным лязгом, стояла карета… богатая, запряженная четверкой карета с кучером… и – княжеский герб на дверцах.

Тим покосился на Колина.

Кучер поспешно соскочил с козел, распахнул дверцу:

Прошу, ваше сиятельство…

Так же молча Колин ухватил Тима за шиворот, как котенка, зашвырнул в карету. Уселся сам. Приказал коротко:

К Восточным воротам.

Дверца захлопнулась, карета рванулась прочь.

Какое-то время они молчали. В окошко проплывали улицы города; мелькнуло здание ратуши, Главная сцена…

Ваше сиятельство… - наконец, решился Тим. – Это правда? Вы – сын князя?

Помолчи, пожалуйста, - устало приказал – нет, попросил – Колин. – Мне сейчас только твоих расспросов не хватает.

Ваше сиятельство…

Идиот. Просил ведь, как человека, просил – исчезни. Нет, еж тебя побери, гордые мы! Кретин. Много радости было бы потом дружкам твоим тебя из тюрьмы ждать.

Я тебя не просил меня спасать, - вспыхнул Тим, забывая о том, кто перед ним, - прежний Колин, собутыльник, выглянул на мгновение из строгого, красивого незнакомца.

Но тот не обиделся.

А с ножом в брюхе лежать хочешь? Или на каторге гнить?

Может, они обознались? – грустно и глупо спросил Тим. – Может, им не я был нужен? Ну, что с меня взять – пару медных грошей или драные штаны?

Ты, парень, ты, - устало «успокоил» его Колин. – И ни к черту не сдались им твои штаны. Им ты нужен был.

Что ты знаешь? – Тим пристально посмотрел на княжича.

Ты мне лучше вот что скажи, приятель: ты с каких лет умеешь Словом владеть?

Чем? – не понял Тим.

Слова сплетать. Когда учился, где, у кого?

Нигде, - быстро проговорил Тим. – Сам.

Не врешь?

…. А он и не смог бы соврать, даже если бы захотел. Оборотная сторона дара – неумение врать. Или уж молчать, на крайний-то случай. Он, бездомный мальчишка, шатающийся по стране, мог стянуть пирожок с лотка торговца, мог просить милостыню, но вот соврать пожалостливее – так, чтоб поверили да пожалели – не мог. За это били – и хозяева, которые желали знать, не воруют ли слуги, и слуги, тянущие все, что плохо лежит, у хозяев. Прибился потом к монастырю – но били и там, и Тим сбежал, едва наступила весна.