Сказки Восточной Африки. Волшебный Цветок
Шрифт:
Когда же все слабые были съедены, караван пошел быстрее. Но от усталости никто теперь не падал, и есть стало некого. Все напряженнее звери ждали, когда кто-нибудь преступит закон – на ослушника можно будет наброситься и съесть.
Вот остановилась Гиена: она очень ослабела и не могла идти дальше.
– Гиена остановилась! – сказали звери.
– Нет, нет, я просто задумалась! – ответила Гиена.
– О чем же ты задумалась? – грозно спросил Лев.
Гиена не нашлась что ответить, и звери набросились на нее и съели.
Шли они, шли, и вот
Но и ему пришлось наконец остановиться. Звери были уверены, что и он не найдет оправдания, и уже были готовы растерзать его. Но Заяц сказал:
– Я думаю!
– О чем же ты думаешь? – прорычал Лев.
– О том, куда девается у людей старая одежда, когда они обзаводятся новой,– ответил Заяц.
Тут и Лев призадумался, и все остальные звери, но никто не нашел ответа, и все решили, что тут и впрямь есть над чем поразмыслить, а значит, закона Заяц не нарушил.
Шли они дальше; кое-кто попытался было последовать примеру Зайца, но выдумать веского оправдания не сумел и потому был съеден. А Зайцу стоило чуть приустать, как он останавливался, и всегда у него находился к тому разумный повод. Однажды, к примеру, он поинтересовался:
– Хотел бы я знать, отчего одни камни такие здоровенные и толстенные, а другие мелкие, как речная галька? Может быть, им меньше перепадает питья и еды?
Но вот Лев уже съел всех своих подданных, и Заяц забеспокоился: закон – законом, сметка – сметкой, но жить-то хочется обоим, и теперь владыка его неминуемо съест.
Раздумывая, как быть дальше, Заяц заметил впереди большую каменную гряду. Подойдя, он увидел, что вся она пронизана бесчисленными ходами и расселинами между камнями, достаточно широкими, чтобы пролезть в них и выбраться с другого конца. А некоторые из этих ходов были вполне просторны и для Льва. Заяц приглядел одну расселину – широкая у входа, она постепенно сужалась вглубь, оставляя тесную щель,– только Зайцу проскочить. План был прост: заманить Льва, чтобы тот застрял.
И снова Заяц остановился, теперь уже с умыслом.
– Почему ты остановился? – спросил его Лев.
– Я вот думаю, не сыграть ли нам в догонялки среди этих камней?
Лев, конечно же, согласился: он ведь был уверен, что поймает Зайца и съест.
А Заяц пустился бежать, то ныряя в узкие норы, то появляясь наружу по другую сторону гряды. Лев бросился вдогонку, выбирая ходы пошире. Но вот Заяц скользнул наконец в расселину. Лев с разбегу ринулся за ним – и застрял. Рванулся назад, да не пускают острые камни, торчащие со всех сторон.
А Заяц выскочил с другой стороны и заметил не без ехидства:
– Господин Лев остановился, значит, его следует съесть!
Лев не нашел что возразить. Тогда Заяц обежал гряду, подобрался ко Льву сзади, пролез под его задними лапами и принялся кусать владыку за брюхо.
– Заяц, друг мой! – взмолился Лев.– Будь добр, ешь меня с
– О нет, ваше величество! – отвечал Заяц.– Хотя долг и велит мне исполнить закон, однако я недостоин предстать пред вашим взором! Увы, я вынужден есть вас сзади!
С этими словами он распорол владыке брюхо, и тот околел. А Заяц выскочил из расселины и неспешно отправился в плодородные предгорья Кении, где и жил потом долго и счастливо.
Не рой другому яму
– Подбрось-ка хворосту в огонь, дитя мое,– сказала бабушка Уанжири внуку,– в дождь сырость пробирает до костей, и они болят, мои старые кости.
Маленький Эфантус кинул в огонь целую охапку сухих эвкалиптовых веток, и они сразу нашли путь к сердцу огня. Сноп искр взлетел к небу навстречу звездам, мерцавшим где-то совсем близко в холодном горном воздухе. Эфантус не брал зеленых свежесрезанных веток, сваленных грудой неподалеку: он знал, что огонь не тронет их, пока они не подсохнут.
А пламя взвилось выше и озарило круглые хижины под травяной кровлей, скот в загончиках и изможденное лицо мудрой старой женщины, сидевшей на овечьих шкурах. Огонь охватил весь хворост, взметнулся еще выше, разнес далеко вокруг терпкий смоляной дух, запыхтел, затрещал, будто кто-то рассмеялся скрипучим деревянным смехом.
Старуха улыбнулась.
– Ходит старинная поговорка в нашем народе кикуйю,– сказала она: – «Смеются сухие ветки над зелеными, а того не ведают, что все они с одного дерева и все в свой черед сгорят в огне».
– Как это верно, бабушка! А есть тут какой-то скрытый смысл? – спросил мальчик.
– Есть, конечно,– задумчиво сказала старуха.– Я вот вспомнила к месту сказку про черепаху и ящерицу.
Маленький Эфантус очень обрадовался ее словам и поудобнее устроился на своей подстилке из овечьих шкур. Бабушка слыла великой мастерицей рассказывать старинные сказки. В них был и вкус меда и жало пчелы.
– В стародавние времена дождь не пришел в свое время на землю,– начала свой рассказ бабушка,– ни долгий, ни короткий. Маис и просо засыхали на корню, а звери умирали от нехватки воды и пищи. Великий голод воцарился на земле.
В те времена Черепаха и Ящерица жили по соседству. Черепаха трудилась без устали, чтоб прокормить свою семью, а Ящерица была ленива и все норовила сплутовать.
И вот пришла пора, когда в округе все подчистили. Надумала Черепаха сходить на дальнее поле: может, там удастся чем-нибудь разжиться? А Ящерица полеживала себе на солнышке, дремала, но умишко ее, повадливый на всякие хитрости, не дремал.
Едва занялся рассвет, Черепаха уж была в пути. Целый день она искала, чем бы прокормить детишек, и ей повезло – нашла кое-что съестное. В сумерках, взвалив на спину узелок с припасами, Черепаха медленно поползла домой. Услышала Ящерица, что соседка возвращается, и побежала вперед по той же тропинке. А замыслила она недоброе. Бежит и видит: бревно у дороги валяется. Уж она его и толкала, и тянула, но положила, как задумала, поперек узкой тропинки, на ходу у притомившейся Черепахи.