Сказочник
Шрифт:
– А, так вот в чем дело, – усмехнулся кэльчу, – всем нужна жертва, да? Даже глупой ледяной пирамиде никак не обойтись без жертвы!
Затем, помолчав, добавил с обидой:
– Ну а то… как же без крови и жертвы? За все нужно платить. А уж за новый мир – нужно хорошо и много заплатить хозяевам…
Вздохнув, Шеверт поискал глазами алтарь, но тут же решил, что как раз на алтаре и расположены Врата. Он взял нож, повертел его в руках. Жертва так жертва, ничего не поделаешь – уж Царица серкт наверняка бы резала своих подданных,
Шеверт подкатил рукав куртки, зажмурился и полоснул себя по локтевому сгибу. Тут же на пол спелыми ягодками земляники упали первые капли; пирамида содрогнулась, словно вздохнула – и Врата начали оживать, окутываясь радужным облаком.
– Так-то лучше, – буркнул Шеверт и на всякий случай подвинул ийлура ближе к вратам.
Шлеп. Шлеп. Шлеп-шлеп.
Капли бодро срывались, пролетали то короткое расстояние, что отделяло их от алтаря – и мгновенно впитывались в пористый лед. Радужное облако внутри арки собралось живым клубком, и начало отползать от центра, словно пенка на кипящем варенье. А там… там открылось самое обычное, бархатно-черное небо, полное крупных звезд.
– Хм, – только и сказал Шеверт.
Он выпрямился перед этим куском неба, где, словно россыпи драгоценных камней, плавали миры – новые земли, новые боги, новые смертные… Затем, осмелев, обратился к пирамиде. Ведь она, конечно же, все слышала и следила за ним.
– Мне бы… уважаемая… увидеть Эртинойс. Тот Эртинойс, откуда пришел северянин.
Небо подернулось розовой дымкой, свернулось в разноцветный ком – а затем брызнуло во все стороны, словно разбитое зеркало.
Перед глазами замельтешили зеленые луга, южный лес, Дикие земли, холмы Кэльчу… Крылатые элеаны задорно черкали небо, одинокий ийлур торопился куда-то по тракту… И кэльчу, маленький кэльчу подгонял неповоротливого щера.
Шеверт торопливо заморгал: в слезах все расплывалось, впитывалось в радугу по крайм врат. Тот самый Эртинойс, старый и добрый мир без серкт, и без башни Могущества.
– Благодарю, – учтиво сказал кэльчу.
Почесав затылок и почти не ощущая, как по руке струится кровь, он наклонился и подтащил Дар-Теена к арке.
– Ну, всего доброго тебе, приятель.
На какой-то миг Шеверту показалось, что ийлур тихо вздохнул, и что его веки затрепетали, как у просыпающегося смертного.
– Прощай, Северянин.
И кэльчу, поднатужившись, столкнул ийлура туда, где разворачивалось полотно старого Эртинойса. Столкнул будто в воду; тело Дар-Теена несколько секунд держалось на поверхности, а затем начало погружаться в зелень холмов, уходя все дальше и дальше…
Шеверт улыбнулся, потер ладони.
– Ну, вот и все!
На душе стало радостно и легко. Все оказалось просто: столкнуть ийлура в зеленую дымку, перевязать руку…
Через удар сердца Шеверт завопил от нестерпимой, сводящей с ума боли. Пирамида выполнила то, что от нее
В кожу впились тысячи ледяных игл. Стены угрожающе надвинулись, а затем и вовсе слились в ледяной шар, который окутал барахтающегося и брыкающегося Шеверта.
Наверное, он кричал – но уже не понимал и не помнил этого.
Не осознавал он и того, что его тело вдруг оказалось разъятым на тысячи маленьких кусочков, и что за каждой каплей крови жадно тянулись руки смертных, нарисованных на стенах пирамиды.
Кровь. Тьма… Полет сквозь сумерки.
… Свет.
«Все закончилось, да?»
Шеверт плавал внутри мыльного пузыря, за стенками которого остались кромешная тьма и холод. И он был совершенно цел, даже шрама на руке не осталось.
«Вот те раз», – Шеверт ошеломленно ощупал собственную грудь, – «что это было-то?»
И вдруг пальцы наткнулись на листок бумаги, тот самый, что ему впопыхах сунула Андоли.
«Прочитаешь, когда… » – вспомнил Шеверт последние слова Андоли.
«Но ведь все… закончилось», – подсказал ему кто-то, прячущийся в солнечном луче.
Закончилось? Наверное.
И, не испытывая ни особой тоски по былому, ни особой радости от того, что теперь он совершенно свободен, Шеверт развернул примявшуюся бумажку и начал читать.
Сказочник ждал своего господина. Он сидел на ступеньке у пустующего трона и задумчиво перелистывал им же написанную историю. Сказочник размышлял… О чем? О мимолетности смертного бытия, о любви и равнодушии, о том, что всякий дурной поступок обязательно потянет за собой множество добрых и самоотверженных дел… И еще много о чем думал маленький кэльчу у трона Покровителя.
Он так глубоко ушел в себя, что не заметил, как вернулся Хинкатапи.
– Сказочник! – обрадовался Поковитель, – рад, очень рад тебя снова видеть. Где ты был все это время?
Кэльчу поднял на Бога печальные глаза, осторожно закрыл книгу.
– Я не знаю, Отец. Не знаю, где я был… Но это так походило на сон!
– И что же тебе привиделось? – Хинкатапи в предвкушении хорошей истории потирал ладони.
– Это было так странно и страшно, – прошептал Сказочник, – мне снилось… Будто бы я… по воле твоей, Отец, был элеаной без крыльев. И будто бы не помнил себя, а думал, что худенькое тельце, лишенное крыльев – мое собственное.
– И что? – Хинкатапи в нетерпении даже заерзал на троне, совсем как обычный смертный.
– Она совершила страшное предательство, эта элеана. Или наоборот, принесла огромную жертву, – глухо ответил Сказочник, – но, верно, искупила и первое, и второе собственной кровью. И затем… затем я проснулся здесь, и стал ждать тебя, повелитель.
Ничего невозможно было понять по лицу Бога.
Хинкатапи откинулся на спинку трона, покрутил в пальцах изумруд – и отшвырнул его, словно мусор.