Сказочник

Орбенина Наталия

– Если хотите, дорогая, мы сходим с вами в театр именно на пьесу Нелидова. Как я знаю, он недавно стал сотрудничать с театром. Хотя с режиссером Рандлевским они знакомы давно, кажется даже с юности. Только Феликса Романовича в Петербурге долго не было, вроде бы он жил в Германии, вернулся на родину, поступил в «Белую ротонду» и женился на нашей приме.

– Вот как. – Соня все еще смотрела на Нелидова. Странно, почему он привлек ее внимание?

Одним словом, когда Соня вернулась в родной Эн-ск, ей совершенно нечего было рассказывать приятельницам. Дамы были разочарованы.

– Немудрено! Я не удивляюсь, что у Софьи ничего не вышло, – заявила Гликерия, когда они покинули дом Алтуховой и под ручку отправились восвояси. – Она совершенно, совершенно не понимает, как надо жить на свете! Думать о какой-то ерунде! Театр! Архитектура!

Помогать подруге! Ах, мне бы такой шанс!

– Да, да, вы правы! – вторила ей Калерия Климовна. – Она поступила неосмотрительно. Неизвестно, пригласят ли ее еще и повторится ли подобное счастье! Уж и я бы на ее месте действовала более решительно!

Дамы остановились и посмотрели друг на друга с нежными улыбками.

«Куда тебе, и без тебя, небось, в столице вдовиц, пропахших нафталином, пруд пруди!» – подумала Гликерия и ласково взяла приятельницу под руку.

«Уж ты бы, милочка, лучше и не рассуждала бы про столичных женихов, с твоим-то вкусом! Как можно думать о столице в такой нелепой шляпке, точно гнездо на голове!»

И Калерия сдула пушинку, случайно прилипшую к рукаву платья собеседницы.

Несмотря на мрачные прогнозы госпожи Вешняковой, приглашение посетить дом Толкушиных в столице повторялось для Софьи снова и снова, но всякий раз результат был тем же. Эн-ское общество совершенно разочаровалось в девице Алтуховой и отнесло ее к совершенно бездарным и непутевым барышням, которые не умеют использовать шанс и ловить удачу. Мыслимое ли дело, десять лет подряд два раза в год ездить в Петербург и не выйти там замуж?

Единственный человек, кого радовала неудача Софьи, был Мелентий Мстиславович Горшечников. В первый отъезд девушки он закручинился и уж было решил отныне ухаживать за Гликерией Зенцовой. Но когда Софья вернулась и потом возвращалась так несколько лет подряд, он воспрял духом и решил, что уж если в столице не нашлось для переборчивой Софьи жениха, то кто, как не он, Мелентий Горшечников, имеет все шансы. Как-никак годы идут, красоты и молодости не прибавляют. Покрутится, покрутится и поймет, что и в провинции порядочные женихи имеются. Вот он, например. Все эти годы рядом, всегда галантен, всегда с улыбочкой, с подарочком, цветочком. Первый жених в гимназии и не последний в городе. Вот еще прибавка к жалованью будет, можно и квартиру побольше нанять, и кухарку с горничной. Он теперь живет хорошо, теперь можно и жену содержать. Словом, надо свататься.

В один прекрасный день, а день за окном и впрямь стоял чудесный, Горшечников вдруг решил, что его час настал. Он критически оглядел себя в зеркале, оправил сюртук и крякнул от удовольствия. Мелентий решительно двинулся к дому Алтуховой, по дороге завернув в цветочную лавку.

– Левкои, как обычно, или розочки завернуть? – поинтересовался приказчик, который уже знал вкусы своего постоянного покупателя.

– Нет, братец, нынче мне надо особенный букет, такой, знаешь ли…

– Со значеньицем? – подсказал приказчик. – Извольте подождать, сударь, будет прекраснейший букет, с самым что ни на есть важным значением! – и приказчик выразительно посмотрел на Мелентия. – Ленточками прикажете перевязать? Бантик приколоть?

Через полчаса молодой человек уже стучал в дом Алтуховой.

Глава одиннадцатая

Яркие, сверкающие глаза Феликса Нелидова недаром запали в душу юной девушки. Их особая выразительность редко кого оставляла равнодушным.

– У тебя на лице одни глаза, – часто говорила ему мать в детстве.

– У нашего Феликса глазищи, точно блюдца, – смеялись товарищи в училище правоведения, куда его определила мать.

Она хотела видеть своего сына преуспевающим адвокатом, но римское право и прочие юридические премудрости совершенно не трогали юношу. Его душа жаждала другого. Его манил мир таинственный, загадочный, мир слов, образов, мир грез. Он взахлеб читал, сам пробовал сочинять. Но, боясь насмешек, никому не показывал своих опусов. Единственным человеком, который сочувствовал увлечению юноши, был его друг Леонтий Рандлевский. Тот тоже оказался в училище исключительно по желанию семьи. Сам же Леонтий грезил театром и с успехом выступал в ученических спектаклях.

Юноши частенько убегали от товарищей и в уединении мечтали, как каждый из них прославится. Один станет великим литератором. Другой потрясет театральные подмостки. Постепенно они стали совершенно неразлучны, что вызывало насмешки и разнотолки среди сверстников.

Особенно страдал Леонтий, когда мать забирала Феликса на каникулы и даже увозила из

Петербурга погостить в дом дяди. А когда Феликс вдруг увлекся сестрой однокурсника, с Леонтием случилась горячка от ревности. Между товарищами произошла ссора, которая, правда, быстро завершилась примирением, но оставила в душах первую глубокую рану, и молодые люди поняли, что самые тяжелые душевные страдания иногда доставляют именно близкие люди, а вовсе не лютые враги.

Однако судьба продолжала испытывать Феликса, уготовив настоящее мучение для юной души. Он осиротел, лишился матушки, и опекуном над молодым человеком стал его дядя, брат матери. Дядюшка не имел семьи, жил одиноко в свое удовольствие, не обременяя себя заботами о жене и детях. Его семьей были книги. Он много путешествовал, многое видел и знал. Для юного Феликса этот человек имел особую притягательность. Посещение дядюшкиного дома всегда ожидалось с величайшим нетерпением и приносило обоюдную радость. Племянник, особенно если его видеть редко, не воспитывать каждый день и не расстраиваться из-за его успехов в учении и шалостей, казался дяде просто ангелом. И он баловал его, журил сестру, что слишком строга к мальчику. И вот теперь он мог сам влиять на судьбу единственного родственника и наследника.

Оставшись без матери, Феликс тотчас же покинул стены ненавистного храма правоведения и поступил в университет. Наконец он смог со всей страстностью своей души окунуться в любимый мир литературы. Дядя весьма либерально отнесся к этому проявлению юношеского своеволия. Пускай занимается, чем душа пожелает. Теперь Феликс все чаще бывал в доме дяди. Поместье Грушовка находилось в ужасной глуши. Приходилось ехать три дня из Петербурга, сначала на поезде, а потом от станции на лошадях. Безлюдное место, неподалеку небольшая деревенька да убогий городишко, как бишь его, Эн-ск. Сам же дом, просторный, старый, заполненный книгами, рукописями, альбомами, казался юноше таинственной кладовой с несметными сокровищами. И он проводил в Грушовке неделю за неделей, что повергало нервного и чувствительного Леонтия в величайшее уныние и беспокойство. Однажды по возвращении Феликса в Петербург между товарищами снова вспыхнула ссора, и теперь они уж расстались надолго. Когда Феликс вернулся к дяде, тому бросилась в глаза грусть племянника. Пришлось пожаловаться.

– Вот что, мой милый. Все это крайне неприятно, да и ни к чему тебе. Ты вон даже с лица спал. Сдается мне, что надо тебе переменить обстановку. Поезжай-ка ты в Германию. Я дам рекомендательные письма к моим тамошним приятелям, профессорам из университета. Поучишься, познакомишься со страной. Глядишь, и литературой займешься уже основательно. Езжай, мой мальчик!

Так Нелидов по воле дяди и на его деньги оказался в Германии. Теперь его домом стали университетские библиотеки, в которых он проводил целые дни. Гуляя по старинным улицам, он неизменно сворачивал в книжные лавки, где рылся часами. Именно в это время ему неожиданно открылся незнакомый мир европейской сказки, народной мудрости и поэзии. Все его сознание заполонили неведомые существа и образы. Феликс принялся с жадностью голодного изучать немецкие, французские, скандинавские сказки, и реальный мир совершенно перестал для него существовать. Вернее, это Феликс перестал его замечать, а все вокруг не могли не обращать внимания на славного молодого человека с огромными блестящими глазами и ясной улыбкой. Именно таким видела его дочь квартирных хозяев Грета. Нелидов снимал скромную комнату на втором этаже небольшого старинного домика. Бюргер-ское семейство, которое сдало ему жилище, было очень довольно своим скромным, аккуратным и непьющим русским постояльцем. Вежливый молодой человек всегда вовремя вносил квартирную плату. Никогда не буянил по ночам, всегда неизменно любезно беседовал с хозяевами, насколько ему позволял пока еще несовершенный немецкий язык. Хозяйская дочь, маленькая, тоненькая, как тростиночка, веселенькая, как котеночек, с кудряшечками, вызвалась помочь постояльцу в совершенствовании языка. И каков итог? Конечно, говорить Феликс стал намного свободнее, но несвободна оказалась его душа. Там поселилась любовь, там теперь царила малышка Грета. И тут произошло еще одно чудо. Вдохновляемый любовью, Феликс вдруг ясно понял, как ему надо писать. Один за другим стали появляться рассказы, а затем он приступил и к пьесе. Сказки, которые будоражили его воображение, порождали у него мистические и ужасные образы, реальность в его произведениях переплеталась с вымыслом. Творчество и любовь совершенно овладели существом молодого человека. Он не ходил, а летал, парил на землей, и жизнь казалась воплощением райской мечты.