Скелет дракона
Шрифт:
Чечиллия. А чернила? Разве они не пачкают пальцы?
Леонардо. Математику часто не нужны и чернила. Ему важна одна сияющая чистотой мысль. А если необходимо помочь себе в размышлениях записями и рисунками, то наши древние учителя обходились прутиком и песком на берегу.
Чечиллия. Но не отвлекают ли вас занятия наукой от искусства? Разве не противоречат они друг другу?
Леонардо. О, напротив! Дополняют и обогащают друг друга! Знаете ли вы, Чечиллия, что пропорции картины, наиболее приятные
Чечиллия. Какое?
Леонардо. Не могу вам сказать.
Чечиллия. Секрет? Тайное знание? Вы принадлежите тайному ордену?
Леонардо. О нет, что вы! Дело не в этом! Просто оно довольно долго и сложно вычисляется, но, поверьте, в конце концов, предстаёт во всём своём блеске. Ну, вот и всё. Вы можете встать и походить, любезная донна Чечиллия.
Чечиллия. Ох, спасибо! (встаёт, разминается, Леонардо следит за её движениями). А посмотреть я могу?
Леонардо. О, конечно.
Леонардо отступает. Чечиллия подходит к портрету, смотрит.
Чечиллия. О, боже, мастер Леонардо, кто это? Кто это у меня на руках?
Леонардо. Горностай.
Чечиллия. Почему?
Леонардо. Как символ вашей нежной любви к венценосному синьору. Посмотрите, как ваши руки обнимают его.
Чечиллия. Но стоит ли напоминать герцогу о моей нежной любви?
Леонардо. Вы, как никто, достойны были стать венценосной синьорой, но увы, герцог Сфорца принял политическое решение, и теперь его жена приказывает удалить вас из дворца.
Чечиллия. И не меня одну.
У Чечиллии дрожит подбородок, но ей удаётся сдержать себя.
Чечиллия (меняет тему). Ну? А в этой картине вы соблюдали божественную пропорцию?
Леонардо. Разумеется. Посмотрите, синьорина. Вы сидите как бы в некоем треугольнике, замечательном тем, что у него совершенные соразмерности. Это достигается наличием определённого угла в его вершине. Его стороны относятся друг другу так же, как длина относится к ширине картины, а числовое выражение этого отношения и есть то таинственное золотое число, выражающее божественную пропорцию. Именно поэтому смотреть на эту картину так приятно.
Чечиллия (слегка расстроена). Да? Только поэтому?
Леонардо. О нет, Чечиллия, конечно, не только поэтому. Но мне не пристало хвалить собственное произведение. Если мне хотя бы вполовину удалось добиться сходства портрета с вашим настоящим обликом, значит, картина прекрасна. Но восприятию безусловно помогают мои знания в других областях…
Чечилли. Например, в анатомии? То, что вы вскрываете покойников, помогло вам в написании моего портрета? А то, что вы создавали смертоносное оружие
Леонардо. Вы только не обижайтесь, драгоценная донна, но – да. Всё это мне очень помогает. Когда я делаю что-то, я делаю это всем своим существом. Со всеми моими механизмами, представлениями, картинами и оружием. Как бы я ни менял поле деятельности, я каждому делу отдаюсь весь, без остатка. И военные сооружения так же влияют на мои способности художника и зодчего, как картины влияют на конструирование крыльев. Занятия математикой позволяют точнее рассекать мёртвую плоть, что позволяет лучше писать фигуры людей, а постоянное вглядывание в их лица наделяет меня знанием, чего они на самом деле хотят, чтобы придумать и воплотить для них именно такие торжества, которые и удивят, и не обманут их ожиданий.
Чечиллия. И неужели всё это только для того, чтобы получить немного денег?
Леонардо. О, конечно же нет! Всё это для того, чтобы работать дальше, узнавать новое и совершенствоваться. Скажем, раньше я совсем не умел вести светские разговоры, а теперь…
Чечиллия. Теперь вы и в этом непревзойдённый мастер.
Леонардо. Благодарю. И пусть иногда приходится делать неприятные вещи, которые могут запачкать руки или одежду…
Чечиллия. А душу? Вроде службы у Борджиа?
Леонардо. Пусть и это. Главное познать мир во всех его проявлениях, во всём разнообразии. Так, как это делал древнегреческий мастер Дедал.
Чечиллия. Так вот с кого вы берёте пример! Но ведь он убил ученика, которому завидовал за то, что тот превзошёл его. За что и был сослан на Крит, где помог царице удовлетворить противоестественное желание. А потом – лабиринт, нить, крылья… И чего он добился? Гибели единственного сына?
Леонардо. Он добился того, что о его изобретениях и творениях знают и рассказывают до сих пор.
Чечиллия (слегка разочарованна). А! Так вы тщеславны…
Леонардо. Нет, не то. То есть, конечно, немного… Но только в той мере, которая…
Леонардо запнулся, ищет слово. Чечиллия смотрит на Леонардо с интересом.
Леонардо. Скажите, мадонна, вы никогда не задавали себе вопрос, почему Минос попросту не убил Минотавра?
Чечиллия. Минотавр был послан ему в наказание, царь боялся гнева богов.
Леонардо. Но он не боялся его, когда подменил жертвенного быка.
Чечиллия. И был научен этим уроком.
Леонардо. Да, конечно… Но не могли ли боги всеми этими уроками Миносу преследовать совсем другую цель?
Чечиллия. Какую?
Леонардо. Дать работу Дедалу. Мастеру, который мог многое и сам не знал, где предел его возможностям. Мастеру, который должен был познать этот предел, мастеру, который должен был трудиться несмотря ни на что.