Скелет из пробирки
Шрифт:
– Не умею ходить на каблуках, – пробормотала я.
– Научитесь, – ответила Марина, – ничего сложного, книги трудней писать! Теперь я вас накрашу и причешу. Спустя пятнадцать минут я уставилась в зеркало и ойкнула.
– Нравится? – поинтересовалась девушка, роясь в письменном столе.
– Ну.., просто офигеть!
– Здорово вышло, – закивала Марина, – теперь это надевайте.
Она с грохотом высыпала из мешочка жуткие железные кольца в количестве шести штук. Два перстня алчно сверкали кроваво-красными камнями, остальные украшал витиеватый орнамент.
– Это
Но Мариночка уже тащила следующий прибамбас. Не успела я оглянуться, как железки очутились на пальцах, на шее повисла цепь с медальоном размером с суповую тарелку, а в левой руке оказался длинный-предлинный мундштук с темно-коричневой сигариллой.
– Класс, – заявил ворвавшийся в кабинет Федор, – прямо в точку, двигай в машину.
Пошатываясь, словно циркач на ходулях, я добралась до роскошной лаково-черной иномарки и плюхнулась на слишком низкое сиденье.
Всю дорогу до ресторана «Там-там» Федор поучал меня, как следует себя вести. Чем больше он говорил, тем страшней мне делалось. Совсем плохо стало, когда у входа в кабак я увидела трех мужиков с фотоаппаратами на изготовку.
Федор обежал машину, распахнул дверцу и шепнул:
– Значит, помнишь. Выходишь красиво, мило улыбаешься, киваешь этим парням и молчишь.
Я выставила ногу, оперлась на нее, навесила на морду лица самую сладкую гримасу и попыталась выбраться из кабриолета так, как это делают кинозвезды: легко, непринужденно, обаятельно…
Каблук зацепился за какой-то выступ в плохо положенном асфальте. Я дернулась и шлепнулась на четвереньки. Фотокорреспонденты защелкали аппаратами.
На секунду я растерялась. И что теперь делать? Это совсем не тот элегантный выход, которого от меня ждали.
Но Федор, в отличие от меня, не стушевался.
– Господа, – совершенно спокойно произнес он, – Арина воспитывалась в племени Мамбо-тонго, у его членов существует обычай: если приехал куда впервые, следует, в качестве приветствия, поцеловать землю у порога. Надеюсь, Арина скоро забудет об этой привычке, потому что, сами понимаете, почва в непромышленной африканской стране и асфальт в Москве – это две большие разницы. Арина, радость наша, остановитесь! В России не следует так уж точно выполнять обычаи!
Сильные руки подняли меня, встряхнули и поставили на шпильки.
– Спасибо, – прошептала я, ковыляя за Федором по лестнице.
– Нема за що, – тихо ответил пиарщик, – кушай на здоровье.
Следующее испытание ожидало меня за столом. В меню оказались сплошь неизвестные блюда: стейк из аллигатора, суп из буйволиных хвостов, жаркое из обезьяны, ростбиф из носорога, уши слона с овощами и таинственное нечто под названием «Крас-тонго».
– Арина чувствует себя тут как дома, – щебетал Федор, листая карту, – милая, что вкусней: обезьяна или аллигатор? Что есть станем? О.., кобра в горшочке, пойдет?
– Нет, – пискнула я, чувствуя, как желудок, словно лифт в многоэтажном здании, рвется вверх. – Только не змею.
– Отчего же? – ерничал Федор. – Похоже, их тут хорошо готовят.
Я разозлилась. Он должен мне помогать, а не топить.
– Сейчас не сезон
– Да? Не знал. Видите ли, я, в отличие от вас, никогда не жил в Африке. Тогда обезьяна на вертеле? Это как? Можно в июне?
– Нет, – взвизгнула я, коченея от ужаса. – Хочу рыбу, вот.., мурасу в листьях.
– Нет проблем, – пожал плечами Федор и поманил пальцем почтительно кланявшегося негра. – Значитца, даме рыбку, мне салат из овощей, а вот тем трем дядям…
– Нам чего попроще, – хором сказали журналисты, – водки и мясо нормальное, не аллигатора.
Пока готовили заказ, я давала интервью. Процесс протекал оригинальным образом. Когда журналист задавал вопрос, ну, к примеру: «Расскажите о вашей семье», Федор мигом начинал отвечать:
– Арина не замужем и не имеет детей, но она считает, что личная жизнь неприкосновенна, и давать комментарии по этому поводу отказывается. Да, дорогая?
Следовал крепкий тычок в бок, и я, словно дрессированная собачка, начинала кивать, приговаривая:
– Да, конечно, естественно.
Потом принесли еду. Корреспонденты с жадностью набросились на угощение, Федор начал лениво ковырять вилкой в салате, я попробовала рыбу. Таинственную мурасу подали целиком. Справа – большая голова с выпученными глазами, слева – хвост, посередине нарезанные куски. Неожиданно рыба оказалась вкусной, и я, не ожидая никаких подвохов, съела один ломоть и хотела приняться за второй. Не успела я воткнуть вилку в мякоть, как голова моргнула глазами.
– Мама! – заорала я.
– Что такое? – подскочил Федор.
– Она моргает!
– Кто?
– Рыба.
– Да-да, конечно, моргает, – начал успокаивать меня подоспевший официант, – не сомневайтесь, мурасу подана, как и полагается, живой, у нас все без обмана.
Чувствуя, что съеденная рыба вновь оказалась во рту, я прошептала:
– Воды.
– Какой? – засуетился негр. – Может, лучше Бумбо?
– Да, – кивнула я, – только скорей, сейчас умру!
Через пару секунд передо мной возник запотевший стакан. Я, игнорируя соломинку, одним махом опрокинула в себя прохладную жидкость. Тошнота слегка отступила. Я глянула в пустой фужер и чуть не лишилась чувств. На дне лежало нечто, больше всего похожее на огромного черного таракана.
Рыба и вода стремительно начали подниматься из желудка вверх. Я вскочила и, спотыкаясь о настеленные повсюду циновки, рванула на поиски туалета.
Слава богу, санузел оказался не африканский, а самый обычный – с чистым, нежно-розовым унитазом и маленькой раковиной. На стене висело огромное зеркало. Я отвернула кран и увидела в посеребренном стекле жуткую морду. Глаза с темно-зелеными веками и слегка размазавшейся тушью казались огромными, щеки горели лихорадочным румянцем, губы пламенели остатками помады, волосы стояли дыбом, словно их хозяйку шандарахнуло током. В довершение картины у чудовища на груди болталась железная цепь с куском бронзы… Понадобилась целая минута, чтобы осознать, что данный монстр – я.