Скелет из пробирки
Шрифт:
Медицинские эксперименты проводились в большинстве концлагерей Германии. Опыты над обмороженными людьми, изучение порога их выживаемости, исследования свойств крови, проблема лечения бесплодия. Пожалуй, самым известным среди врачей-экспериментаторов был Йозеф Менгеле. Он занимался операциями без анестезии, переливанием крови, изучением реакций человека на различные стимулирующие вещества, искусственную перемену пола, удаление органов и конечностей. Еще его интересовали близнецы, то, как они переносят обширные полостные операции. «Парным» людям везло, их оперировали под наркозом, в отличие от других несчастных. Когда советские солдаты ворвались в Аушвиц, они не смогли сдержать
Кстати, большинство этих, с позволения сказать, докторов получило на Нюрнбергском процессе различные сроки, семеро были казнены, но Менгеле удрал. Он скончался только в конце 70-х в Аргентине. Сколько людей погибло в результате бесчеловечных экспериментов, неизвестно, но принято считать, что речь идет о сотнях тысяч. Но самое ужасное состоит в том, что плодами этих научных работ мир пользуется до сих пор. Впервые о связи табака и рака легких заявили именно врачи фашистской Германии в своих работах, датированных серединой сороковых годов. Современная авиация и подводники используют защитные системы, основы которых были разработаны в немецких концлагерях. Женщины, идущие на искусственное оплодотворение, и не предполагают, что первыми, на ком пытались опробовать эту методику, были молодые польки из Освенцима. На результаты некоторых тех экспериментов опираются генетики и гематологи.
Врачи-убийцы осуждены, но их имена живут в науке – вот такой страшный, невероятный парадокс. Вряд ли кто из нас, покупая в аптеке лекарство, задумывается над тем, в результате каких экспериментов появились на свет таблетки.
Кирилл Боярский был одним из первых, кто ворвался в ревир <Ревир – больница в концлагере>. Ужас, который испытал молодой парень, сам медик, не описать словами. Немцы, понимая, что советские войска неотвратимо наступают, умертвили всех «больных» и уничтожили документы. Изуродованные трупы, у большинства из которых не имелось конечностей, а тела покрывали жуткие шрамы, не успели сжечь в крематории Фашисты бежали в последний момент, советские войска ворвались в Горнгольц буквально на багажниках автомобилей, увозивших мучителей тысяч ни в чем не повинных людей.
Когда тела бедных узников стали относить в крематорий, обнаружилось, что в ревире есть живое существо. В бачке, где валялись окровавленные простыни, на самом дне дрожала маленькая, худенькая, беловолосая и голубоглазая девушка, одетая в полосатую робу. На одной ее руке был выколот номер, правая нога изуродована раной, из которой сочилась кровь. Нашел несчастную Кирилл Боярский. От пережитого ужаса девушка потеряла голос и только мычала, отбиваясь от Кирилла Сколько бы ни объяснял Боярский, что не сделает ей зла, как ни пытался вытащить бедолагу из бака, ничего не получалось. Ее так и привезли в больницу вместе с грязным бельем.
Кирилл начал навещать девушку и вскоре узнал ее историю. Звали узницу Анна-Мария, ей было всего шестнадцать лет, которые она провела в глухой польской деревушке. Но примерно месяц назад ее схватили и отправили в Горнгольц. Сначала она работала уборщицей и чуть не сошла с ума, убирая ампутированные конечности и слушая дикие, нечеловеческие вопли, которые издавали обрубки, лишенные рук и ног. Но потом она поняла, что имеет очень авторитетного ангела-хранителя, потому что ее, Анну-Марию, не привязывают к операционному столу. Счастье длилось тридцать дней. Но потом девушке сделали операцию, и вновь ей повезло. Ногу просто разрезали, а не отняли полностью.
Ночью начался переполох. По отделению забегали врачи со шприцами. Анна-Мария не знала, что за лекарство
А на границе города Горнгольц уже вовсю грохотали советские пушки, близилось освобождение. Ужасно умирать, зная, что спасение рядом. Анна-Мария, превозмогая боль, слезла с кровати и спряталась в бачке. В общей суматохе ее не заметили.
Кирилл не знал польского. После пережитого ужаса Анна-Мария заикалась, к тому же она позабыла почти все слова на родном языке. Как юноше и девушке удалось договориться – непонятно, но они полюбили друг друга. Кирилл женился на спасенной польке, она отбросила имя Анна, став просто Марией, уехала в СССР. Первое время, пока Маша осваивала русский язык, в ее речи был акцент, потом пропал и он. Из Анны-Марии получилась Мария Григорьевна Боярская – талантливый токсиколог.
Началась другая, счастливая жизнь. Кирилл защитил диссертацию, сначала кандидатскую, потом докторскую. Мария помогала ему в исследованиях. Супруги занимались изучением ядов, имели много патентов на мази и капли. В семье подрастали две девочки-погодки: Аня и Любаша, и долгое время все шло хорошо.
Анечка вышла замуж, родила дочку Алиночку. Люба никак не могла устроить личную жизнь. Вообще, несмотря на то, что их разделял всего год, дочки у Марии Григорьевны получились разными. Аня – серьезная, вдумчивая, училась на одни пятерки, легко поступила в медицинский институт, потом пошла в аспирантуру. Девушка самостоятельно выучила немецкий, он как-то словно влетел ей в голову. Любочка же оказалась легкомысленной троечницей и наотрез отказалась идти в медицину. Люба пошла в иняз. Языки давались ей так же легко, как и старшей сестре, в особенности немецкий.
– Мне кажется, – сказала она как-то матери, – что я владею немецким с детства, похоже, я его просто вспоминаю.
Мария Григорьевна перекрестилась рукой, на внутренней стороне которой виднелся номер, и сурово сказала:
– Слава богу, ни одного немца в нашем роду не было.
– Ну откуда ты знаешь, – усмехнулась Любочка.
– Мои родители поляки, – напомнила Мария Григорьевна.
– Польша и Германия рядом, – настаивала Люба, – может, и имелась у нас в роду немецкая кровь.
– Ты знаешь, где мы познакомились с папой, и понимаешь, что я не испытываю никакой радости, слыша от тебя подобные умозаключения, – отрезала Мария Григорьевна.
– Ой! – испугалась Люба. – Прости…
Мария Григорьевна только качала головой. В этом была вся Любаша: сначала ляпнет, потом соображает. Анечка другая – разумная, молчаливая, послушная.
Потом скончался Кирилл Боярский. Его смерть словно открыла неисчислимую череду несчастий. Через некоторое время в семью пришла новая трагедия.
Анечка с мужем, молодым, подающим большие надежды токсикологом, поехала на субботу и воскресенье на дачу. Маленькую Алину, болевшую ветрянкой, оставили дома. Мария Григорьевна очень любила своего зятя. Анечка и тут проявила разумность: выбрала в спутники жизни аспиранта своего отца, давно принятого в доме на правах родственника.
Жарко натопив печку, молодая пара выпила бутылку вина, заснула и.., не проснулась. Нашли их во вторник, когда страшно взволнованная столь долгим отсутствием детей Мария Григорьевна попросила соседа съездить на дачу и проверить, не случилось ли чего. Анечка и ее муж отравились дымом. Очевидно, они, практически никогда не имевшие дела с печкой, слишком рано закрыли вьюшку. Вполне вероятно, что кто-нибудь из супругов мог бы проснуться и поднять тревогу, но дело усугубила бутылка вина. Выпив «Арбатское», и Анечка, и Алексей спали без задних ног.