Скелеты в тумане
Шрифт:
Они думали обо мне. И так они будут волноваться и переживать до тех пор, пока не увидят меня снова - живым и относительно невредимым.
И так они обо мне задумались, что потеряли бдительность и не услышали вдали звук моторной лодки, который резко прервался за островом.
Они уже собирались спать, когда вдруг в темной чаще леса послышались шаги - наглые, решительные - и к костру вышли с двух сторон Филин в телогрейке и Голландец в одеяле. Один держал в руке какую-то тяжелую железяку вроде прута, другой берданку.
Мама уронила Алешкины
– Здравствуйте, люди добрые, - с издевкой сказал Голландец, подходя к костру, пламя которого осветило его злое лицо, заросшее грязной черной бородой.
– Я извиняюсь, - заржал Филин, - это шестой вагон будет?
Голландец сбросил с плеч черное одеяло, уселся на него.
– Благодарствуйте за приглашение, - и повернулся к Филину: - Садись, Филя, откушай. Покуда хозяева угощают. Не стесняйся, не прогонят.
Они нахально уселись, сняли с огня сковородку и стали прямо руками, обжигаясь, таскать с нее рыбу в свои жадные пасти.
А ствол берданки все время был направлен на папу. И Филин, который жрал левой рукой, не выпускал из правой свою железяку.
– Что ж без маслица-то, хозяйка, жаришь?
– издевался Голландец, вытирая рот грязной лапой.
– Могу обидеться.
– Он рыгнул и отбросил сковородку. Нашу любимую.
– Слышь, мужик, - это он папе, - теперь мы откушали, а перед разговором неплохо бы и по стаканчику дернуть. Нальешь? Или нет у тебя? А табачком не угостишь? Тоже нет?
– он сделал жалостное лицо, посочувствовал.
– Небось, и продукты кончились, а? И лодочка уплыла? По-моему, и патрон у тебя всего один остался.
– Повернулся к дружку: - Мы ведь, Филя, терпеливые с тобой, каждый его выстрел считали, да? Чтоб без шухера его взять. Что молчишь, мужик?
– это опять папе.
– Невежливо. Могу обидеться.
– Что вы хотите?
– спросил папа.
– Во!
– заржал Филя.
– Это разговор. Скажи им, Костик, не таись.
– И скажу, я добрый. Но обидчивый.
– Эти слова с жесткой улыбкой прозвучали угрожающе.
– Сделаем так. Мы с тобой, мужик, идем за золотом. Ты его найдешь, отдашь мне. Я возвращаю тебе лодку с барахлом и отпускаю без наказания. А Филя пока побудет здесь, ребятишек твоих и бабу постережет. Чтоб их медведь не обидел…
Филин опять заржал, а папа незаметно начал подтягивать к себе ружье, а мама - сковородку.
– Что молчишь, мужик? Думаешь? Правильно. Тебе есть о чем подумать. Только не долго. Я хоть и терпеливый, но обидчивый. Филя, дровишек подбрось. А то мне его морды задумчивой не видно.
Костер, было затухший, снова ярко разгорелся, заиграл на ветках ближних деревьев, заблестел злыми искрами в глазах Голландца.
– Мужик, ты что, тупой? У тебя тут баба, детишки голодные. Сердце за них не болит? Если мы их на сковородку посадим, а?
И тут вдруг из хижины что-то выскочило - в тельняшке до пяток, в папиной шляпе на затылке и с небольшим револьвером.
– Стоять!
–
– Руки за голову!
– прямо как в боевике.
Все вскочили.
Но тут Алешка запнулся, наступив на подол тельняшки, и великоватая шляпа упала ему на нос, сведя видимость до нуля.
Однако он не растерялся… и открыл пальбу во все стороны.
Филин пригнулся, Голландец выронил ружье. Еще бы! Кто тут не растеряется, когда малый пацан жарит вслепую из револьвера - а ну как случайно пулю в лоб влепит.
Но все хорошее кончается, к сожалению, быстро - как патроны в барабане.
Голландец пришел в себя и потянулся за ружьем. А Филин бросился на папу, замахнувшись железякой. Папа отбил ее стволом ружья, которое уже было у него в руках, а прикладом врезал Филину в челюсть. Бандит рухнул.
И второй - тоже, так и не успев подхватить берданку. А мама с удивлением и грустью смотрела на отломившуюся ручку сковороды в своей руке.
– Ничего, - успокоил ее папа, - починим.
– Да, - сказал Алешка из-под шляпы.
– Обязательно. Конечно. Прямо сейчас. Или завтра. Они всю рыбу сожрали?
– А ты молодец, Алеха, - похвалил его папа, вызволяя из-под шляпы.
– Крутой парень. И появляешься всегда вовремя. Когда тебя не ждут.
– Да еще и босиком!
– взвизгнула мама.
– Сейчас же обуйся!
– Я и без штанов, - буркнул Алешка и пошел обуваться.
– А ты… Тебя… - Папа долго ничего не мог сказать маме, только смотрел на нее - так он был восхищен ее мужеством. Наконец нашелся: - Я тебя, моя родная, в жемчуга одену!
– Лучше в соболя, - засмеялась мама сквозь слезы.
В это время застонал Филин.
– Так, - сказал папа, - еще немного грязной работы.
Он выдернул у бандитов ремни из брюк и крепко связал им руки. А потом растащил подальше друг от друга. Взял ружье и подошел к лежащему на земле Филину. Тот уже пришел в себя.
– Где наша лодка?
– спросил его папа.
– В шестом вагоне, - проворчал не совсем еще врубившийся Филин.
Папа безжалостно пнул его ногой в бок.
– Она там, - торопливо забормотал бандит, - она вся в целости, за Горячей скалой, знаешь ее?
Папа не ответил и пошел к Голландцу. И задал ему тот же вопрос.
Голландец молча смотрел в черное небо, будто ничего не слышал.
Папа передернул затвор ружья и ткнул его стволом в лоб.
Голландец нервно замигал глазами, но опять не ответил.
– Ты, сволочь, - спокойно сказал папа, - хотел посадить моих детей на сковородку. Я с тобой этого делать не буду - сковородку поганить не хочу. Но могу обидеться и последнего патрона не пожалею.
– За Горячей скалой, - сквозь зубы и бороду процедил Голландец.