Скинькеды
Шрифт:
Дальше начали делиться впечатлениями наперебой:
– А я думал, что все дети в таких домах в одинаковой одежде, как в инкубаторе, а они в разной.
– Точно, но, заметили, от одежды почему-то пахнет пригорелой кашей?..
– А не домом...
– Откуда там взяться домашним запахам?
– Слушайте, а Галина Васильевна с ними веселится, а глаза у неё всегда грустные.
– А вот у Саши глаза такие чистые и пронзительные...
– А у Федьки - озорные...
– Точно, он конкретный заводила!
– Аня просила мороженого; интересно, им можно принести?
– На фиг, я вообще больше об этом говорить не могу, у меня сердце разорвётся!..
Точку поставил Морошкин, который всё это время молчал, глядя в заплёванный, замусоренный пол беседки.
–
Они ещё долго сидели, но говорить ни о чём привычном, а, по сути, неважном не могли. Куда-то отступили, стёрлись лица шоу-звёзд, актёров, компьютерные игры, мобильные телефоны, марки иностранных автомобилей, достижения спортсменов и даже книги, о которых рассказывал Алексей. Да и сам разнеженный, наполненный ожиданиями и приятным, кажущимся нескончаемым бездельем июль вдруг поменялся. В пряных цветочных запахах появилась заметная горчинка, а Валик, который мечтал о многочисленных звёздных мирах, запрокинув голову, вдруг заметил, что в этот вечер стало их больше, но выглядели они холоднее и отстранённее. И не верилось, как раньше, что там может быть какая-то удивительная другая жизнь.
* * *
На следующий день Морошкин и Валик поехали с утра за дымовыми шашками, а заодно полить запрудинский урожай. Денис Иванов тоже не пришёл, он позвонил Вадику на мобильный и сообщил, что мать запрягла его в обязательном порядке помогать ей на рынке. Этого он стеснялся и не любил больше всего. Именно поэтому он предпочитал ходить в соседний двор, в своём ему казалось, что на него все смотрят с укором: мать торговала на рынке дешёвым бельем.
Когда отца сократили из разваливающегося НИИ, семья оказалась перед выбором в буквальном смысле: либо жить торговлей, либо пойти попрошайничать. Мать тогда ещё работала в Доме культуры, но даже её смешную зарплату задерживали. Пометавшись, помыкавшись, отец пошёл с поклоном к бывшему парторгу своего НИИ, который каким-то невероятным образом смог на незадействованных в связи с отсутствием финансирования лабораторных площадях открыть рынок. Парторг, зная Иванова как добросовестного, исполнительного работника, поднимавшего на собраниях руку, когда это было нужно, пошёл ему навстречу. Выделил место на рынке, дал канал на поставщиков белья и обложил невысокой данью сверх налогов, объясняя это тем, что и он платит вышестоящим покровителям. Читай, бандитам и номенклатуре. И самое удивительное, не сразу, но у отца стало получаться. Сначала он нанимал продавцов, но когда понял, что те его, каждый по-своему, обсчитывают, заставил мать уволиться и самой встать в торговые ряды. При распределении прибыли он первым делом платил парторгу, потом - государственные налоги, а оставшуюся часть делил на две: проживание и расширение бизнеса. Первое время отец на широкую ногу выпивал с партнёрами и соседями по рынку, но потом понял, что так деньги летят в трубу, точнее, в бутылку, а похмелье мешает нужному рабочему состоянию следующего дня. Поэтому он без каких-либо напоминаний со стороны резко завязал с алкоголем, позволяя себе рюмку-другую только по календарным, а не придуманным алкоголиками праздникам. Постепенно в доме стала появляться престижная бытовая техника, сделали ремонт, купили машину, потом вторую, начали ездить отдыхать за границу... Но что-то стало происходить с родителями.
В последнее время их разговоры были так или иначе связаны с деньгами, да счет им вёлся даже в приторных мелочах. Считали так, будто сами по ночам шили эти трусы и лифчики, и если на первом этапе накопления холодильник ломился от продуктов и деликатесов, то на следующем он выглядел изнутри весьма аскетически. Родителей будто подменили, они никогда не подавали нищим, словно ещё недавно сами не могли оказаться с ними в одном ряду. Дениса коробило, когда они решали, что подарить родственникам на праздник или на день рождения, чтобы это не выглядело бедно, но и стоило недорого. Не то чтобы они отказывали в чём-то Денису, но уж слишком часто напоминали, ради кого они корячатся с коробками белья, хотя корячился с ними именно Денис. Так экономили на услугах грузчиков. Вот и сегодня ему предстояло таскать эти злополучные
К полудню Денис закончил свою часть работы и предполагал отпроситься у мамы, чтобы присоединиться к друзьям. Надо было только найти повод выпросить побольше карманных денег. Ему хотелось что-нибудь принести малышам. Он уже вошёл в павильон, обдумывая, чем разжалобить мать, как увидел воспитательницу Галину Васильевну. Оставаясь незамеченным, он предпочёл выйти в коридор, чтобы не смущать женщину при выборе интимного товара. В этот момент он порадовался за свою мать, которая умело предлагала нужное, кратко и чётко давая характеристику товару. В этот момент его посетила нужная мысль. Деньги отступили на второй план. Он воззрился на ту часть прилавка, которая была заполнена детским бельём.
Когда Галина Васильевна ушла, Денис начал разговор с матерью.
– Мам, ты детей любишь?
– Господи! Что за вопрос, сынок! А вы с Таней нам зачем были бы? Я что - обидела тебя чем?
– Да нет, мам, просто я вчера был в «Доме ребёнка».
– Где?
– В «Доме ребёнка», там малыши... сироты... А одна девочка ходить не может, другая, Наташа, - слепая...
– Господи...
– Мам, давай им поможем.
– Всем не поможешь, сынок.
– Давай им, - он сделал ударение на это слово, - поможем.
– Да что делать-то, сынок?!
– У нас вон сколько детского белья. Галина Васильевна, воспитательница, только что у тебя покупала, говорила, что там у них пятьдесят человек детей, разного возраста детсадовского. И груднички... Ты, мам, собрала бы мне, а я бы унёс.
– Надо отцу сказать, он же, знаешь, не любит, когда мы без него хозяйничаем.
– Ладно, - глаза Дениса наполнились злым разочарованием, - ты пока спрашивай, а то вдруг разоримся, а я к ним пойду. Сколько я там сегодня по вашим расценкам заработал? Да ладно, - он махнул рукой, - ничего не надо...
– И пошёл было из магазина.
– Стой, Денис, сынок!
– мать выскочила из-за прилавка, догнала его уже в коридоре: - Неужели ты меня бессердечной такой считаешь? Я правда без отца боюсь что-либо делать...
Денис молча достал из кармана мобильник, протянул ей. Она торопливо натыкала номер и начала с места и в карьер:
– Роман! Роман! Тут надо детям помочь. Какая разница, каким, если речь о детях идёт? Да объяснять долго! Что? Пятьдесят комплектов белья! Если жалко, из моей зарплаты вычтешь, - и дала отбой.
– Пойдём, сынок, выберем что поинтереснее...
* * *
Пока Света играла с остальными девочками в их любимую игру - «в дом», Ольга занималась с Наташей, как научила её Валентина Сергеевна. Она подавала девочке разные фигурки, которые та крутила в руках, а Ольга же объясняла их значение:
– Звёздочка... Кубик... Шарик...
– И снова: - Звёздочка... Кубик... Цилиндр...
– Потом считали палочки: - Один, два, три...
– Потом снова фигурки: - А это мой сотовый, он умеет играть музыку. Я тебе включу... Ну-ка нажми вот эту кнопочку... Эту-эту, правильно.
Только на первый взгляд данное занятие казалось простым. Для неподготовленного к чужой слепоте человека такое обучение на ощупь было выматывающим душу состраданием, да ещё требующим огромного терпения. Ольга порой кусала губы, чтобы не заплакать. И хоть знала, что Наташа не увидит, как в её глазах стоят слёзы, но быстро поняла, что девочка легко определяет её состояние. Та же говорила мало и несвязно, но вполне понятно.
– Ляляй исё ключи. Ляляй.
Ольга одну за другой запускала на мобильнике мелодии, звуки отвлекли из песочницы мальчишек, строивших с Геной гараж и гоночную трассу. Перепёлкин ремонтировал дверь в комнате грудничков.