Скиннер
Шрифт:
– Кажется, у него небольшое расстройство желудка. Скорее всего, сожрал что-то несъедобное, я не имею в виду себя, – ответил боевой зонд.
Блюститель помолчал.
– Снайпер, ты будешь следить за этим судном, – сказал он наконец. – Когда окажешься на свободе, я передам дополнительные инструкции. Что касается тебя, Обманщик, ты покинешь судно утром и отправишься на остров Олиан Тай. К тому времени туда подойдет судно капитана Спрейджа. Присоединишься к нему и продолжишь наблюдение. Я хочу, чтобы ты докладывал мне обо всем незамедлительно.
– Что происходит? – не скрывая раздражения, спросил Снайпер.
– Взрыв
– Фриск здесь? – возбужденно прошипел Снайпер.
– Да, она здесь.
– И явно не одна.
– Не одна, – подтвердил Блюститель и отключился от канала связи.
– Давай, проклятая рыбина! Я хочу выбраться из тебя! Парус перевел взгляд на то, что привлекло внимание Амбела. Море взволновалось рядом с судном, появилась белая пена, заметная даже в темноте, и на поверхность всплыл отчаянно извивающийся и бьющий хвостом по волнам молли-карп.
11
Второй самец-глистер уловил окончание низкого по тону визга выполнявшими функцию ушей органами, похожими на волосы, но, одурманенный вкусовыми ощущениями, не понял, что означал этот звук. Это было вполне объяснимо – ему еще не приходилось слышать предсмертный визг своего собрата. Шевеля усиками, он ощутил только вкус мяса моллюска, но не придал этому особого значения: слишком много этих существ было разорвано вокруг него на куски. Ничего не подозревая, глистер принялся поедать очередной кусок восхитительно вкусного и так легко доставшегося мяса. Стену плоти, внезапно накатившуюся на него, а также на не приглашенных на пир приллов и пиявок, по прочности можно было сравнить со старым дубом, а огромная пасть, открывшаяся вдруг в этой стене, всосала в себя всех обитателей дна без разбора.
Прибитый к мачте парус изрыгал ругательства, пока Шиб не вырезал ему язык. После этого парус стал так сильно извиваться, что пришлось прибить его шею к мачте еще двумя скобами. Сделал это все тот же Шиб, в конце концов он громче всех высказывал недовольство самой планетой и местной фауной.
Трое батианцев без лишних церемоний бросили за борт тело своего павшего товарища. Мертвый Дайм стал для них таким же мусором, как разбросанные по палубе останки других людей. Фриск посмотрела, как бесчисленные пиявки тянут труп в бездну, потом отправилась посмотреть, как обстояли дела у Сван.
– Еще долго? – крикнула она в люк кормового трюма. Ответа не последовало, и она спустилась по трапу. Сван сидела на корточках над открытым кожухом двигателя, который она только что прикрепила болтами к кормовой части киля. Стружка валялась на палубе в тех местах, где он просверлила отверстия для болтов, а также для всасывающих и напорных труб. Две трубы шли сквозь переборки к носу судна, Фриск предположила, что они были предназначены для торможения.
– Проклятая прадорская диагностика! – прорычала батианка.
– В чем дело? – спросила Ребекка Фриск.
– Горе, а не двигатель.
– Будут проблемы?
Сван закрыла и зафиксировала кожух.
– Вряд ли, если двигатель будет работать нормально. Не понимаю, зачем понадобился такой сложный аппарат, судно едва ли можно назвать последним словом техники.
Фриск отошла
– Это действительно необходимо?
– Не совсем, – ответила Фриск. – Просто мне этого захотелось.
Она сняла с ремня какой-то прибор, посмотрела на маленький экран, кивнула, увидев появившиеся на экране координаты, и поспешила повесить прибор на ремень, потому что у нее вдруг затряслись руки. Фриск натянуто улыбнулась.
– – Почему бы просто не отправиться туда на твоем прадорском корабле и не потопить всех одним ударом? – спросил у нее поднявшийся на надстройку Шиб.
Улыбка исчезла с ее лица. Неужели он был настолько глуп?
– Потому что нам не удастся уйти живыми, если Блюститель обнаружит здесь прадорский военный корабль. Поэтому Эбулан опустит корабль так глубоко, чтобы его не было видно.
Сван свирепо посмотрела на Шиба, потом повернулась к Фриск.
– Это понятно. Но почему мы не можем воспользоваться небольшим транспортным судном? Зачем все это? – Она обвела взглядом судно.
– Так придумал Эбулан… чтобы мы могли ближе подобраться к Кичу. Он будет подозрительно относиться к незнакомцам. А все Старые капитаны знают друг друга. Таким образом, мы сможем подойти совсем близко, не вызвав подозрений.
Это объяснение казалось неубедительным даже ей самой. Фриск действительно собиралась использовать транспортное судно, пока ее не разубедили, а потом ей понравилась идея.
Она обернулась и увидела поднимавшегося на борт в сопровождении спикера капитана Драма. Как приятно видеть капитана на борту собственного судна, превращенным в лишенного разума «болвана» – позвоночник Драма был отсоединен, а телом управлял модуль раба. Всему этому ее научил Джей Хуп. На ее лицо вернулась улыбка, вернее, гримаса, растянувшая рассеченную щеку. Но Ребекка была даже рада боли, благодаря которой знала, что существует.
Он чувствовал все. Кожа болела от малейшего дуновения ветерка, от каждого шага по деревянному настилу палубы вздрагивало все тело. Воздух вырывался из легких с шумом накатывавших на галечный пляж волн. Воздух имел вкус металла и уксуса и обладал тысячей запахов, как отвратительных, так и приятных. Биение сердца отдавалось громом в грудной клетке, а изображения, передаваемые глазом, казалось, отпечатывались внутри черепа.
Кич остановился и задумался. Один глаз. Он поднял руку и коснулся пальцами узора на стимуляторе. С мягким щелчком стимулятор отсоединился, и Кич почувствовал его тепло и вес в ладони. Сдвоенные изображения постепенно совместились, когда сфокусировался второй глаз. Пока он находился в резервуаре, Эрлин переустановила соединения, потому что наномеханизмы явно намеревались вырастить второй глаз вне зависимости от того, остались соединения с оптическим нервом или нет. Восстановившееся зрение вызывало боль. Вкус, звук, ощущение шероховатой поверхности леера под ладонью – все вызывало сладкую боль, которую можно было назвать жизнью. И возродившийся Кич хотел сохранить ее.