Скиталец среди миров

Лифановский Дмитрий

Сегодня необычно тихая и безоблачная ночь. И даже обязательный в последнее время ночной морозец на время отступил. Вместо него с юга подул теплый ласковый ветерок с запахом прелой листвы. У частокола переговариваются часовые, из палатки по округе разносится богатырский многоголосый храп уставших гвардейцев. В котелке забурлил, расплескивая брызги на костер, кипяток. Зоряна тут же, по-кошачьи изогнувшись, словно специально выставляя себя напоказ, достала из мешка запас заготовленных мной во время похода таежных трав и высыпала их в кипящую воду. Тряхнув головой, будто отгоняя дым или мошек, застенчивая проказница не забыла, якобы случайно, мазнуть мне по лицу кончиками

волос. Тут же с одной стороны ко мне теснее прижалось бедро баронессы Адеркас, которая и так едва не взгромоздилась ко мне на колени. А с другой предплечьем чувствую мягкую грудь Дарьи, старательно делающей вид, что ей холодно и она жмется к теплому мне, чтобы согреться. Боярыня из злобной, ненавидящей меня фурии, вдруг, превратилась в кроткую молчаливую овечку, с виноватым взглядом. И это пугает! Лучше бы она оставалась, как раньше.

В последнее время юные амазонки старались быть ко мне поближе, неосознанно включая при этом во всю мощь свои девичьи чары. А я хоть и прожженный, циничный и старый, но тело-то у меня молодое и своего требует. А тут, то Зоряна золотом волос по лицу мазнет, якобы случайно, то Адель бедром прижмется, то Дарья грудью. И ладно эти, так и Рогнеда с княжной Натальей туда же! И если Бежецкая — непредсказуемая стихия, то от Лобановой я такого не ожидал. Наталья всегда казалось мне девушкой рассудительной, даже холодной. А тут тоже взялась глазками стрелять. В меня томно и нежно, в подруг злобно и ревниво. Как и они в ответ.

— Хорошо как! Будто в детстве, — вдруг произнесла княжна Наталья, задумчиво глядя в огонь, — Отец с братьями уходили на охоту и меня с собой брали, — продолжила она с грустной улыбкой, — Папа не любит, когда много людей. Он, Судиша с Малшей — братья мои старшие, — пояснила она для меня, остальные присутствующие у костра, судя по всему, княжичей Лобановых знали, — Кто-то из родовых ловчих, да я. У нас на Саре заимка, там ночевали и уходили в лес. Мужчины охотились, а я на хозяйстве, — она покачала головой, предаваясь воспоминаниям.

— Княжна, да на хозяйстве? — поддел я ее. Пусть это покажется подлым и не правильным, но надо пользоваться моментом, когда девочка расчувствовалась. Князь Лобанов при Ингваре глава Службы безопасности. Дочка, как я понял из обмолвок подруг, тоже по его стопам собирается пойти. О таких людях знать надо как можно больше. Друзья они или враги — не важно. Наталья понимающе усмехнулась, задорно тряхнула черными, успевшими за время похода отрасти до плеч волосами, и с вызовом посмотрела мне в глаза:

— Разочаровываешь ты меня, Федор Михайлович. Совсем не следишь, кто на стоянках о твоем удобстве беспокоится. Мы все тут из воинских родов, трудностей не боимся. Походному ватаману такие вещи упускать нельзя, — в ее голосе послышались ехидные показательно-назидательные нотки. Что тут сказать? Уела! Красавицы действительно тянут на себе все, что связано с бытом. Готовка, посуда, обустройство ночлега на них. Дежурные скорее в помощь им отряжаются. Даже Зоряна с Дарьей не чураются грязной работы, хотя им, как медикам и так достается двойная нагрузка. Без мелких травм и ранений не обходится ни один день.

— Княжна, сударыни, приношу свои извинения. Конечно же, каждый из нас чувствует вашу заботу, порой незаслуженную. И мы действительно благодарны Вам за это. Просто для меня было неожиданным, что князь Лобанов со столь юных лет начал приобщать дочь к походной жизни.

— Это обычное воспитание благородной девушки в Великом Княжестве, ­— пожала плечами Наталья, — А у вас не так?

А что вы все так ушки навострили? Ждете от меня откровений? Так

их не будет. И даже не потому, что это ни к чему. Я просто не знаю, где у нас. Я бродяга! Вечный скиталец по мирам. Где мой дом? Где Родина? Там, на Земле, которую я почти забыл? Хотел забыть? Маму, тесную двушку в хрущевке, школу, учителей и одноклассников. И только тут, на Мидгарде начал вспоминать. Потому что слишком уж похожи эти миры. Люди, язык, религия. Словно та же Земля, только сказочная, собранная из легенд и мифов. А может просто пришло время вспомнить? Если так разобраться, то кроме смутно знакомых названий стран, городов, народов и имен Богов и людей больше ничего общего между нашими мирами нет.

От реки раздался звук, напоминающий рев трубы. Засуетились часовые, девушки испуганно вскинулись.

— Это выпь, — хмуро обронил я. Как обычно, воспоминания нагнали уныние и тоску. Мои собеседницы заметно расслабились.

— И все же, Федор Михайлович, — с мягкой настойчивостью продолжила гнуть свою линию Наталья. Чувствуется в ней южная кровь матери, от которой княжне достались вызывающая красота, изощренный тонкий ум и целеустремленность. У князя Лобанова растет достойная смена. Если эта красавица со временем займет место своего отца, не завидую я врагам Великого Князя.

— Мне нечего вам рассказать, княжна — я с извиняющей улыбкой развожу руками.

— Тогда спойте.

Вот же настырная девчонка! И не отвяжется ведь!

— Вы не находите сударыни, что сейчас несколько не то время и место, чтобы музицировать? — и натыкаюсь на вызывающе насмешливый взгляд Натальи. Еще четыре пары решительных глаз требовательно взирают на меня. В их зрачках отражается пламя огня, создавая ощущение мистического безумия, охватившего юных красавиц. Ведьмы! Натурально ведьмы!

— Отчего же, граф, — усмехается неугомонная девчонка, — Вы не доверяете воинам, стерегущим наш покой.

— Я не доверяю даже себе, — возвращаю Наталье усмешку, — И перестаньте называть меня графом. Это не соответствует истине.

— А что соответствует? — за напускным ехидством послышалось напряженное волнение и… страх? Не будь я менталистом, не почувствовал бы. Слишком хорошо княжна умеет сдерживать свои эмоции. Значит все-таки и она поверила в бредни про Тюра. А чего боится? Что дерзит Богу или что я запрошу за ее спасение неподъемную для рода цену? Надо успокоить девушку.

— Что вскоре вы все окажетесь в Княжестве, — я мягко улыбнулся, ­— Обнимете родных и забудете все плохое, что с вами случилось в Заброшенных землях. И будете гордиться тем, что сумели пройти там, где не мог пройти никто до вас, преодолели непреодолимое, не спасовали, не сломались, даже когда хотелось залезть под теплую медвежью шкуру, спрятаться от этого страшного мира и, стиснув зубы, выть от безысходности, — а глаза-то у девчонок загорелись!

Вспомнить что ли свое менестрелье прошлое, когда я песнями вдохновлял на битвы суровых воинов? В гораздо большей степени, конечно, их вдохновляла возможность пограбить и задрать подолы девкам, предварительно вспоров животы их защитникам. Но такова жизнь. Благородные рыцари — это в книжках баронессы. Вернее, у нее там варяги да викинги. Но хрен редьки не слаще. Что те, что другие, что третьи жили с меча и ни в одном из миров кротостью нрава и излишним благородством не отличались, живя одним днем. Воину не до моральных терзаний. Сегодня ты, завтра тебя. К сожалению, так устроено человечество. Хоть в каменном веке, хоть в космическую эру. А если где-то, кто-то вдруг заговорил о гуманизме — готовься, тебя хотят ограбить, надеть рабский ошейник или вовсе убить.