Скиталец
Шрифт:
Ронин посмотрел на другую женщину. По сравнению с ней, ее движения были хаотичными, меняясь в направлении и скорости. Едва заметное движение мышц под ее кожей и намек на ребра по бокам говорили о том, что она человек. Ее груди были меньше, а по внутренней стороне правой руки тянулись бледные шрамы. На животе, возле пупка, была родинка, и еще одна — на внутренней стороне бедра.
Наблюдая за ней, он выделил дополнительные внутренние ресурсы для составления карты ее движений. Должна была быть закономерность, должен был быть способ их предсказать. Минуты проходили во мраке; забытые, незначительные минуты, в которых доминировали гудящая
Хотя у нее не было предсказуемого рисунка, у нее было несколько подсказок. Ее движения были простыми, чувственными и, в конечном счете, повторяющимися. Когда она скользнула руками вниз, вдоль боков, и на долю секунды заколебалась, это означало, что они вот-вот сомкнутся над ее лобком. Если бы она не колебалась, то вместо этого провела бы ладонями по своим бедрам.
Выдала бы женщина в хижине такие признаки, будь у него достаточно времени, чтобы понаблюдать за ней? Он не мог знать.
Он проанализировал их формы; эта женщина была немного выше и казалась более упитанной, хотя у рыжей из хижины было больше мышечного тонуса на икрах. У обеих были длинные ноги и тонкие талии.
Но они танцевали совершенно по-разному.
Ронин навел оптику на лицо танцовщицы. В тех редких случаях, когда она открывала глаза, она бросала на толпу лишь беглый взгляд, прежде чем уставиться в потолок или стену. Ее губы были слегка приоткрыты, как будто в возбуждении, но это не отразилось на остальном выражении ее лица. Ронину доводилось видеть, как человеческие тела реагируют на сексуальные стимулы. На ее щеках не было румянца, ни один мускул не напрягся в ответ на ее удовольствие, ни малейшего движения на ее пассивном лбу.
— Мне сказали, что ты доставил неприятности моей охране, когда приехал в город.
Ронин повернул голову. Он не слышал приближающихся шагов. То ли из-за музыки, то ли из-за его сосредоточенного анализа, его беспечность была глупой ошибкой.
Бот, стоящий рядом со столом Ронина, не выделялся бы в толпе. Он был синтом среднего роста и телосложения, с коротко подстриженными волосами, одетый в выцветшую кожаную куртку и поношенные синие джинсы. Никакого оружия в поле зрения, никакого массивного телосложения. Его лицо не было ни особенно привлекательным, ни неприятным, за исключением одной особенности — единственной, которая отличала его от всех остальных. Разрыв в его синтетической коже, идущий от левого глаза к челюсти, так и не был должным образом заделан. Он был скреплен тонкими металлическими швами, из-за чего виднелись лицевые панели и зубы под ними.
— Достаточно проблем, чтобы ты пришел лично, Военачальник? — Ронин вернул свое внимание к человеку на сцене. — Я думаю, ваши боты провели слишком много времени с людьми. Они научились преувеличивать.
На краю поля зрения Ронина — Военачальник выдвинул стул и сел на него, обратив оптику на танцующих.
— У них не так уж много замечательных качеств, у этих мешков с мясом… но они могут быть занимательными.
Человек на сцене перевела взгляд на Военачальника, и ее движения замедлились.
— Да, — Ронин снова воспроизвел танец рыжеволосой. Если бы он находился под лучшим углом, имел более открытый обзор, он мог бы как следует разглядеть выражение ее лица.
— Хорошо подходит для коротких развлечений, — Военачальник оперся рукой о стол. Он постукивал по нему указательным
Ронин стиснул челюсти. К Военачальнику нельзя было относиться легкомысленно, но скиталец редко искал компании.
— Ты нашел меня только для того, чтобы отругать за опоздание?
Военачальник издал звук, почти похожий на человеческий смех, но из его уст он прозвучал глухо и жестянисто.
— Комп сказал, что ты выглядишь как проблема.
— И что ты видишь?
— Возможность. Ты путешествовал по Пыли. Ты видел, что это за мир. И ты знаешь правду о вещах.
— Какую правду ты имеешь в виду? — Ронин повернулся к своему гостю, хотя Военачальник не отводил взгляда от сцены.
— Правда о моем городе. Шайенн — это оазис в пустыне, святилище. Я знаю, что есть и другие города, но ни один из них не похож на это место. И это потому, что я наладил порядок в хаотичном мире. Вот почему Шайенн все еще стоит. Вот почему у нас процветание и комфорт.
— Даже в хаосе есть свой порядок, — сказал Ронин.
Палец Военачальника замер, и он нахмурился.
— Хаос породил мир, в котором мы вынуждены существовать. Это мир, который нужно приручить. Порядок приносит процветание, которое приносит пользу всем нам. Даже мешкам с мясом.
— Какое это имеет отношение ко мне? Я агент хаоса, существо, которое нужно приручить?
— Нет. Ты способный. Никогда прежде не встречался ходок, который так регулярно приносил столь много металлолома. Иногда ты возвращаешься поврежденным, но ты всегда возвращаешься, — Военачальник перевел взгляд на Ронина; его оптика была серой, как старая сталь. — Скольких ты там прикончил? Скольких ты оставил позади, чтобы их забрала Пыль?
Руки Ронина, лежащие на коленях, дрогнули. Лица каждого человека и бота, которых он уничтожил, сохранились в его памяти, навечно застыв в мгновении перед смертью или деактивацией. Он будет нести их до своего конца, всегда с совершенной ясностью. Больше всего его беспокоили воспоминания, которые он не мог определить — лица, всплывавшие из его поврежденного ядра, те, что были до «Отключения».
Таких воспоминаний было еще сотни.
— Ты опасен, скиталец по Пыли. Не потому, что ты убивал. Большинство из нас делали это, — палец Военачальника возобновил постукивание, медленно, но настойчиво, больше не обращая внимания на ритм. — Ты опасен, потому что пренебрегаешь правилами. Правила — это то, что отличает это место, что возвышает его над остальными. В противном случае, это место было бы таким же, как все остальные руины, которые ты осмотрел. Еще одно надгробие на всемирном кладбище.
— Мне следовало укрыться в Пыли сегодня ночью.
— Нет, — Военачальник стукнул кулаком по столу и наклонился вперед, покрытое шрамами лицо оставалось бесстрастным, несмотря на напряженный взгляд. Несколько посетителей оглянулись и быстро отвели глаза. — Тебе следовало проявить хоть немного, блядь, уважения.
— Твои охранники еще не заслужили моего уважения.
— Ты укрываешься здесь, в личных покоях, потому что я это разрешаю. Я предлагаю это всем ботам, потому что именно мы перестроим этот мир и сделаем его снова цельным. Все, о чем я прошу, — это чтобы соблюдались мои правила. Это совсем не сложно. Все боты, носящие мой знак, имеют право следить за соблюдением этих правил. Неуважение к ним — это неуважение ко мне.