Скитания
Шрифт:
К этому времени Джордано поправился настолько, что мог ходить. Чтобы набраться сил, он много гулял, но только в глухом дворе замка.
Наконец изгнанники покинули Милан. Купив мулов, они выехали на северо-запад, к южной оконечности Лаго-Маджоре. Петом западным берегом озера и долиной Точе беглецы проследовали к Симплону. Здесь уже скопилось много путешественников. Они всегда собирались большими группами, чтобы дешевле обходилась оплата проводников и чтобы легче было преодолевать дорожные трудности.
Путники давно пересекли снеговую линию. В разреженном воздухе дышалось с трудом. На севере,
Джордано, слабый после болезни, задерживал колонну и потому, пропустив всех путешественников, плелся позади, опираясь на крепкую руку Ченчо. Дорога шла в опасном месте, по карнизу горы, где внизу чернела пропасть, а сверху, на крутых склонах, лежал глубокий снег.
Проводники приказали путешественникам соблюдать величайшую тишину и беседовать только шепотом. Даже громкий разговор мог вызвать сотрясение воздуха, за которым последует снежный обвал.
Ченчо услышал позади шум и обернулся. На сердце у него похолодело: их догонял отряд сбиров во главе с Хилем Ромеро. Лукавый иезуит все-таки напал на след беглецов. Он пустился в погоню за Бруно через пять дней после его отъезда из Милана и сумел догнать его здесь, в мертвом, холодном царстве зимы.
– Маэстро, беда! – шепнул Ченчо. – За нами гонятся.
Они ускорили шаг. Преследователи приближались, махали руками, делая беглецам знак остановиться.
Джордано и Ченчо приблизились к повороту тропинки, который должен был скрыть их от врагов. От Хиля Ромеро уходили почести, высокое положение. И он не выдержал. Он заорал громовым голосом:
– Джордано Бруно, именем Бога приказываю вам остановиться!
И на голос испанца отозвались снега. Вверху началось легкое шуршание, перешедшее в свист, а потом в неистовый грохот. Снега двинулись на дерзких, осмелившихся нарушить их покой.
Ченчо одной рукой ухватился за выступ скалы, а другой прижал к себе Джордано. И сами Альпы не стояли крепче, чем Ченчо, в момент, когда на двух путников налетела лавина, стараясь сбить их с ног, оторвать от утеса. Но она захватила их только краем, главный удар пришелся на открытый участок тропы, где находились Хиль Ромеро и сбиры.
И когда отшумели снега, над тропой вихрились ледяные кристаллики снега, сверкая на солнце…
Эпилог
Глава первая
При королевском дворе
В приемной короля Франции Генриха III Валуа [193] было многолюдно. У стен огромной залы неподвижно стояла стража – наемные швейцарцы в красных кафтанах, с суровыми усатыми лицами, с алебардами в руках. Придворные, разбившись на кучки, сдержанно беседовали, обсуждая городские новости. Главной темой разговоров была быстро распространившаяся известность ученого-итальянца Джордано Бруно. Всего несколько месяцев прошло с того момента, когда этот философ появился в Париже, а уже вошел в милость к королю, и тот часто приглашает его для долгих бесед.
193
Генрих III
– Итальянцы с давних пор владеют искусством привораживать людей, – сказал маркиз д'Ориньи, сухощавый старик с длинными седыми усами. – Полагаю, что этот Бруно очаровал короля при помощи магии.
– Позвольте вам заметить со всей вежливостью, маркиз, что вы ошибаетесь, – возразил молодой граф де Шомон. – Его величество последнее время увлекается науками, а итальянский философ оказался весьма сведущим собеседником, я бы даже сказал – наставником.
К разговаривающим подошел стройный юноша, виконт де Гранмениль.
– Держу пари, что речь идет о Джордано Бруно! – весело воскликнул он.
– Вы угадали, виконт! – удивился маркиз д'Ориньи.
– Не так уж это было трудно, – улыбнулся де Гранмениль. – Я сейчас обошел всю приемную, и везде только и слышно: Бруно, Бруно, Бруно!..
– Да Джордано Бруно в большой моде в высшем обществе, – согласился граф де Шомон. – Ни один вечер, ни один прием не считается удачным, если его не почтит своим присутствием новоявленное светило науки. И, надо признаться, Бруно прославили по заслугам. Какая поразительная начитанность, какое умение найти в обыкновенном предмете совершенно неожиданную сторону, какая удивительная память!
– С этой памяти все и началось, – сказал виконт. – Мне удалось присутствовать на первой аудиенции, которую Бруно получил у его величества. Король спросил, правду ли говорят, что Бруно обязан своей памятью приемам магии. И наш ученый-итальянец разуверил его в этом. Он сказал, что существуют особые способы развития памяти, так называемое мнемоническое искусство, начало которому положил знаменитый Раймунд Луллий. [194] А он, Бруно, только развивает идеи Луллия.
194
Мнемоника – искусство запоминания. Она представляет совокупность правил и приемов, позволяющих запоминать имена, числа, даты. Для этого применяются различные искусственные способы, связывающие сведения, которые нужно запомнить, с другими, легко укладывающимися в памяти.
– А кстати, вот и сам он, чудо нашего века! – иронически промолвил маркиз д'Ориньи.
В залу вошел Джордано Бруно в сопровождении высокого молодого человека. Спутник Бруно нес сверток с книгами и рукописями. Поклонившись ближайшим придворным, Джордано и Ченчо отошли в свободный уголок залы и стали тихо разговаривать.
Четыре года прошло с тех пор, как Бруно покинул родину. Многое пришлось ему пережить за это время. В Женеве, где беглецы приютились на первое время, они зарабатывали на жизнь правкой корректур в типографии. В Женеве Бруно за резкое выступление в печати против видного протестантского проповедника подвергся унизительному наказанию. Его отлучили от церкви на две недели, посадили в тюрьму и во время церковных служб приводили в храм в одной рубахе, в цепях и железном ошейнике, ставили посреди церкви, и каждый прихожанин имел право бить Джордано и плевать ему в лицо.