Сколько длятся полвека?
Шрифт:
Знаменский не соглашался с тем, в кожанке. Хотел оставить Карла в отряде. Но у второго имелись свои соображения и большие права.
— Ориентируетесь в Москве? — он блеснул на Карла стеклышками пенсне.
— В Варшаве лучше.
— До Варшавы дойдет черед. Пока нужны рабочие батальоны здесь, в Москве. Дабы навести революционный порядок.
Карлу не хотелось расставаться с товарищами — сроднился за два месяца. Но привыкал: приказ — это приказ.
Красный, распаренный после бани, он сидит с мамой, сестрами,
Вначале он выдумывал неуверенно. Затем вошел во вкус. Особенно, когда в комнату набивались подружки сестер, приходили Нюра и Зина…
Он выдумывал в рассказах и в письмах. Потом научится отделываться шутками, анекдотами. Потом — отмалчиваться. Уже. не ради слушателей, ради мамы, но и для себя: на время уйти от войны. Однако пока что, наезжая в Москву, врет бесхитростно. Ранение в руку объясняет, не слишком ломая голову: упал с лошади.
Лошадь он, правда позднее, заведет — орловский рысак чистых кровей, от прежнего хозяина осталась и добротная сбруя. Это будет в 21-м сводном московском полку на Южном фронте.
21-й полк комплектовался из добровольцев летом 1918 года в Волновом переулке на Пресне, в местах, памятных по ноябрьским дням.
Из красноармейской столовой, пока шло формирование, Карл приносил домашним свою порцию хлеба — не выпеченного, словно слепленного из черной глины.
21-м полком, состоящим преимущественно из рабочих Трехгорки и Пресни, командовал Михаил Иосифович Златоверов, комиссаром был Литвин–Седой — участник баррикадных баталий пятого года. Они угадали в Сверчевском «военную косточку». Шинель сидела на нем, как по заказу сшитая, разбитые ботинки начищены, фуражка на варшавский лад примята спереди. Быть может, за этим мальчишески бравым видом, легкой походкой разглядели не только наивное франтовство.
Его выдвинули в командиры, доверив взвод. Он стал почти вровень с такими уже известными в полку людьми, как Бушек, командир чехословацкой роты, и Сун Ту-ю — китайской. Пулеметчиками командовал солдат царской армии Макаров, выросший на Хитровом рынке, славившийся смелостью и неистощимым запасом баек, озорных историй про попа и попадью.
Карл готов был слушать Макарова часами, хоть тот пользовался рыночным жаргоном, пересыпал свою речь не всегда вразумительными словечками, забористой руганью.
На Южном фронте, в декабрьскую стужу, велись переломные для республики сражения.
В один из этих дней погиб Макаров.
Грелись в избе, баловались чайком. В сугробе напротив разорвался тяжелый снаряд, осколок через покрытое пушистой изморозью стекло попал в лоб.
Сверчевский ходил как потерянный. Привяжешься к кому–нибудь — и будто не было человека на свете. Он не смирится с гибелью, пойдет к комиссару.
Литвин–Седой все выслушал.
— Намерен Мстить?
— Кровь за кровь…
— А
Полк бросали с участка на участок. Братские могилы заметал снег.
Сверчевский уже числился «инструктором для поручений», то есть начальником штаба 3-го батальона, участвовал в командирских совещаниях. На одном в канун 1919 года он предложил ночной налет на деревню Большие Калмычки. Там штаб, много офицеров.
— Кому предлагаешь поручить? — поинтересовался Златоверов.
Сверчевский, одолев замешательство, отчеканил:
— Мне.
Кончив совещание, Златоверов задержал Сверчевского, строго заметил:
— Хочешь взяться за серьезное дело — не труби. Тем более при людях.
— Так тут же свои, товарищ комполка.
— Так то ж война, товарищ «инструктор для поруче* пий».
Ои развернул карту — единственную на полк. До Больших Калмычек получалось верст семь по открытому нолю.
— Перестреляют, как воробьев.
— Ночью надо, на Новый год.
— Ночью? — усомнился командир. — Не заплутаешься?
Карл подобрал пятнадцать человек, предупредил: затея рискованная.
Засветло добрался он почти до самой деревни, отмечая вешками дорогу по снежной целине. Но вечером, когда Сверчевский пошел с бойцами, поднялся буран — ни дороги, ни вешек. Куда двигаться? Все закоченели, ждут его слова.
Признаться: братцы, сам не пойму, где наши, где беляки, куда идти? Ставь крест на своем командирском авторитете. А людей погубить ни за полушку — лучше?
Кто–то пробормотал:
— Вернуться бы…
Знай он наверняка, как вернуться, может, и согласился бы. Но не знал и пуще смерти опасался обнаружить незнание. Приказал коротко:
— За мной!
Снова сквозь белесую мглу, нескончаемую стену снега. Нательные рубахи мокры от пота. Остановишься — мороз до костей.
Не опыт выручил — нюх. Робкими светлячками мигнула впереди деревня. Подползли к околице: Большие Калмычки.
Офицеры встречают Новый год в другом конце, в каменном доме.
Дальше все, как в тумане. Прикладами — по стеклам, «лимонки» — в окна. Двоих офицеров прихватили с собой.
Карл, хмельной от удачи, забыл ночную растерянность. Боевой успех, казалось, все перекрывает. Вскоре, однако, убедился: не все.
На ночь глядя захватили у белых пулеметное гнездо — неглубокий блиндаж, площадка для «максима». Расположено гнездо на высотке. Кто ее держит, хозяин.
В атаке пятеро легли замертво, троих раненых вместе с двумя здоровыми Карл отправил в тыл и остался в блиндаже.