Сколько длятся полвека?
Шрифт:
Если б один! Рядом убитые — пулеметная команда белых. Куда ни сунешься, мертвые тела. А ты сиди в холоде и мраке до утра, сторожи пулемет.
Выглянул наружу. Что–то темнеет неподалеку. Приблизился — подвода. Сунул руку. И отдернул. Под рогожей — окостеневшие на морозе голые тела.
До рассвета бродил вокруг блиндажа, объятый ужасом, ничего не видя. Впервые почувствовал с отвращением: вот она — война.
После захвата пулеметного гнезда Карла признали в полку за командира удачливого и отчаянного, такого,
В сделанном комполка «описании подвига» Карла Карловича Сверчевского говорилось:
«Во время стоянки 3 бат. в х. х. и. Калиновский, Копылов, Потапов 10 апреля 1919 года по правому берегу р. Донца имелись пул. заставы противника… (неразборчиво) подход к реке. Под руководством т. Сверчевского был сформирован отряд в 15 человек, которому было поручено обойти заставу и захватить всех находящихся в ней. В результате посланпым отрядом был захвачен пулемет «лыоис» с лентами и убито 3 казака и благополучно переправились под огнем противника обратно».
Летом 1919 года Сверчевского после недолгого командования ротой назначили командиром 3-го батальона — самого крепкого в полку.
Не затихали изнурительные сражения на Дону. Казачество подняло мятеж в тылу Красной Армии. Из станиц Вешенской, Мигулинской, Шумиловской атаковали казачьи сотни на гладких конях. С фронта давили деникинские полки.
Единственную переправу через Дон — у станицы Усть-Медвединская — прикрывали 3-й батальон, рота чехов и рота китайцев. В разноплеменном воинстве, где смешивалась русская речь с венгерской, чешская с китайской, где говорили по–украински и белорусски, бойцы понимали друг друга и приказы комбата.
Возглавляя батальон, защищавший переправу, Сверчевский видел: не всем суждено вернуться домой, к семьям. Что там — домой! Еще до вечера писарь вычеркнет из своей толстой тетради десятки фамилий, возможно, и фамилию комбата.
Этими мыслями Сверчевский ни с кем не делился. Бойцы видели перед собой молодого, стройного командира в туго затянутой ремнем вылинявшей гимнастерке, с холщовым патронташем через плечо; неизменной палочкой он постукивает по пыльным обмоткам. Командир уверен в себе и не терпит возражений. Поднимая красноармейцев в атаку, посылая врукопашную, сам, вскинув винтовку, шагает в общей цепи.
Двое суток, редея час от часу, батальон удерживал переправу. Люди пили из Дона, окуная в воду разгоряченные, почерневшие лица. Иногда это был последний глоток. Река уносила бездыханное тело.
Раненный в руку под станицей Акишевской, Сверчевский поблагодарил бородатого фельдшера и наотрез отказался от лазарета.
Многие завидовали его самообладанию, умению навести порядок. Последнее обстоятельство, впрочем, привело к курьезу.
123-й стрелковый (так именовался теперь 21-й сводный московский полк) за отличие в боях удостоился Красного Знамени ВЦИК. Для вручения прибыл
Полк выстроили за селом. Вокруг сгрудились крестьяне.
Сверчевский, которому поручили блюсти порядок, прохаживался перед строем, поглядывая по сторонам.
Он заметил, как из толпы вышел крестьянин в брезентовом плаще и серой фуражке, борода клинышком.
— Давай, давай, отец, не мешай.
Палочкой показал: скатертью дорога.
Командир полка открыл митинг и предоставил слово Калинину Михаилу Ивановичу.
Оцепеневший Карл увидел: крестьянин, вместо того чтобы следовать в указанном направлении, идет к трибуне…
Среди всех испытаний и неожиданностей, уготованных Сверчевскому, — советско–польская война. Ему неизвестна ее политическая подоплека, он смутно представляет себе роль, отведенную Польше теми, кто в Париже кроит карту Европы. После долгих одиноких раздумий он подаст рапорт с просьбой перевести на Западный фронт и добьется своего.
В боковом кармане у него вырезанное из газеты новогоднее обращение III Интернационала с призывом создать рабочие и солдатские советы в Берлине и Варшаве, в Париже и Лондоне, с надеждой, что придет день, когда власть Советов распространится на весь мир.
На Западном фронте противник, захватив Бобруйск, повел наступление на Рогачев.
Разыскивая свою часть — Сверчевский получил предписание в 510-й стрелковый полк, — он попал на митинг на окраине Речицы.
Горбоносый оратор с густыми торчащими черными волосами, прежде чем начать речь, по кавказскому обычаю поцеловал свою шапку в знак того, что целует всех, кто готов его слушать. Сверчевскому сказали: член Реввоенсовета 16-й армии Орджоникидзе, рядом в буденновском шлеме и отутюженном френче — комфронта Тухачевский.
Из речей Орджоникидзе и Тухачевского Карл уяснил сложность ситуации. Но командование намерено добиться перелома. Во что бы то ни стало.
Под Мозырем Сверчевский провоевал лишь месяц. 22 июля 1920 года на пыльной улице деревни Хобное грохнул снаряд — и он очнулся на госпитальной койке, перебинтованный, со звонким гулом в голове и острой болью в левом боку.
Сквозь сон, будто сквозь далекие версты, донеслась польская речь. На соседней койке кто–то прерывисто стонал, бормоча польские слова.
Карл пытался приподняться.
— Позвать врача?
В ответ — стоны.
Когда рассвело, увидел: в маленькой палате (белые стены, умывальник с мраморной доской в углу, марлевые занавески), кроме него, еще человек. Капельки пота на выпуклом лбу, слипшиеся пряди волос.
Польский офицер с развороченным бедром, повреждена артерия…
Лишь вечером к офицеру вернулось сознание. Нх разделяла тумбочка. Карл повернулся так, чтобы видеть лицо соседа. Когда тот открыл глаза, он произнес по–польски заранее обдуманные фразы: