Сколько длятся полвека?
Шрифт:
— Не думается ли вам, Карл Карлович, — развивал свою мысль Горбатов, — мы хорошо видим командира в казарме, на плацу, в конюшне. Упаси бог встревать в личное, лезть в душу, но, случается, надо кое в чем пособить…
Через неделю Сверчевский доложил командиру полка: договорился в горсовете — двух дочек Седунова возьмут в детский сад при сахарном заводе.
Будучи командиром взыскательным до придирчивости, Горбатов старался обойтись без взысканий. Сверчевский не сразу уловил это. Велика беда: на гауптвахте два красноармейца. А командир полка не в себе. Будто сам отбывает
Не выдержав, Александр Васильевич однажды сказал, что материя это тонкая; нет ничего проще взыскания: и нарушитель наказан, и прочим назидание. Причина нарушения, однако, осталась, о ней в праведном гневе позабыли.
Коль так, страх наказания от новых дурных поступков не удержит… Истинная справедливость — когда докапываешься до корней, стараешься их устранить. Все же наказывая, не унижай человека, береги его достоинство.
Горбатов это умел, Сверчевский этому учился.
После очередного ЧП — не без того, конечно, — они вдвоем долго, до деталей разбирали случившееся.
— Я чувствую… — рассуждал Сверчевский.
— Ох, не доверяйте, не доверяйте интуиции, подведет, стерва.
Горбатов припомнил случай — давний, чего ради держать такое в памяти? Однако держит.
Во времена гражданской войны в бригаде Горбатова командиром разведки был некий Виноградов, окончивший до революции Гатчинское военное училище. Служил исправно, однако почему–то вызывал у комбрига недоверие. Почему? Бог ведает. Может, из–за офицерского прошлого? Или — рыжеволосый, хромой? Интуиция — дама капризная.
Как–то при отступлении Горбатов с пятью всадниками последним оставлял село. По дороге нагнал хромавшего с чемоданом Виноградова. Сразу заподозрил: хочет перейти к неприятелю, ну и шут с ним, одним гадом меньше.
На следующей ночевке выяснилось: Виноградов проспал, не поспел со всеми и торопился, догоняя часть. А он, Горбатов, с ходу приписал измену, не помог, даже чемодан у хромого не прихватил.
Потом стыд донимал, избегал встреч с Виноградовым, хотя работали вместе до двадцать третьего года, пока Виноградова не арестовали по обвинению в шпионаже.
У Горбатова снова пробудилось торжествующее недоверие: не зря испытывал предубеждение!
Спустя пять месяцев разобрались: ошибка, ЧК действительно разыскивала Виноградова. Но другого. К счастью, все выяснилось.
— А вы, Карл Карлович, «я чувствую»…
У Горбатова своя память на дурное и хорошее. О его подвигах в гражданскую войну поныне пишет газета под рубрикой «Наши краснознаменцы», он же терзается из–за какой–то ошибки…
Работать Сверчевскому под началом Горбатова было непросто и поучительно. Шло второе десятилетие его армейской службы, и он убедился: почти у каждого командира среди многих начальников есть такой, одно слово которого перетягивает десятки слов, произнесенных другими.
Горбатов не скрывал восхищения командующим округом Ионой Эммануиловичем Якиром. Не было в этом ни умиления, ни, тем паче, подобострастия, снизу вверх он на него не взирал. Но приглядывался зорко, чутко прислушивался.
Когда в Старо–Константинов наезжал Якир, молодой, подвижный, дружелюбно открытый (Сверчевский
При первом же посещении Якиром 7-го кавполка Сверчевский убедился: не только Горбатов дорожит мнением командующего, но и тот полон внимания к Горбатову.
На следующий день Якир собрал в красном уголке комсостав.
— Каждому десять минут. Согласны? — Он достал из кармана диагоналевых галифе массивные часы на ремешке. — Начинает комполка, потом командиры эскадронов. Завершаем начштаба товарищ Сверчевский и я. Тоже по десять минут… Александр Васильевич, пожалуйста…
Сверчевский нервно чиркал в блокноте. Но, выступая, держался спокойно и кончил не без подъема:
— Победа на поле боя закладывается на учебном поле. Войска делают в военное время то, к чему привыкли в мирное.
Якир подхватил, улыбнувшись:
— Мольтке добавлял к этому бесспорному изречению: «Только в десять раз хуже». Прошу иметь в виду, так сказать, коэффициент Мольтке…
Сверчевский удостоверился: Якир, подобно покойному Фрунзе, здравствующим Тухачевскому, Триандафиллову, исходил из перспективы войны с сильным противником. Высоко ценя уроки гражданской войны, они полагали, что предстоящие сражения не сведутся к повторению прошлых. Следует предугадывать, досконально изучать тактику и структуру зарубежных армий.
Сверчевский, вспоминая, как на уроке тактики в двадцать четвертом году он бездумно предложил кавалерийскую атаку с ходу, поныне испытывал стыд за свою козьмакрючковскую прыть. Было эдакое легкое кружение головы: перед красным клинком никому не устоять. Подобные воззрения, они порой удерживались в войсках, освобождали от необходимости учиться, осваивать технику.
Сверчевский приказал снять стенгазету с броской шапкой: «Нам враг нипочем!» Собрал бойцов эскадрона, терпеливо разъясняя, что враг всегда «почем», победа не дается даром. Плата тем выше, чем пренебрежительнее оценивается противник.
Он говорил об этом с полной убежденностью, опасаясь лишь вопроса: кто же именно неприятель в грядущих битвах? Боялся потому, что не имел достаточно ясного ответа.
…В апреле 1928 года Сверчевского вызвали в штаб Украинского военного округа, вели с ним долгие переговоры, касались и прошлого, и академии, и иностранных языков. Такие беседы чреваты перемещением. А ему менее всего хотелось расставаться с полком, с Горбатовым.
Вскоре последовал приказ об откомандировании в Смоленск, в штаб Белорусского военного округа.