Сколько стоит корона
Шрифт:
-- Террон, -- позвал Дойл и, когда тень появился в поле его зрения, велел: -- будете записывать. Его величество может захотеть подробнее ознакомиться с делом, так что не упускайте ни слова.
-- Слушаюсь, милорд, -- он разложил на столе возле инструментов несколько листов бумаги, писчий прибор и приготовился записывать. А Дойл велел снять с Майлы намордник. Она закашлялась, сплюнула на пол кровавую слюну и спросила зло:
-- Что дальше? Что вы со мной сделаете?
Почему-то Дойлу казалось, что теперь, когда притворство больше не нужно, она заговорит хриплым голосом настоящей ведьмы. Но нет --
Дойл понялся с табурета, подошел к ведьме и заглянул в ее голубые фальшиво-красивые глаза. Этими глазами она смотрела на сотни умирающих по ее прихоти людей, не чувствуя и капли жалости. Бросил взгляд на полные розовые губы, которые однажды поцеловал: этими губами она произносила свои заклинания.
Руки сами собой сжались в кулаки: он прекрасно понимал, почему тени не смогли отказать себе в удовольствии ударить ее.
-- Что вы сделаете со мной?
– - теперь в ее голосе звучал страх.
Дойл все молчал. Внимательно изучил разложенные на столе приспособления, особенно уделив внимание иглам и клещам, пытки которыми могли длиться практически бесконечно, в отличие от грубой и тупой дыбы или кровавой и смертельно-опасной девы.
-- Раздеть ее, -- приказал Дойл спокойно. Ничто так не унижает, как отсутствие одежды, последней, пусть и слабой брони, естественной защиты, которую Всевышний даровал слабому человеческому телу.
Тени равнодушно разрезали платье кинжалами, содрали и отбросили в сторону, оставив на руках болтаться обрывки рукавов. Ведьма задергалась, явно желая прикрыть грудь, но скованные руки не позволили этого сделать. На ее щеках заблестели слезы.
-- Может, вы еще и насилуете подозреваемых?
Дойл сглотнул подступивший к горлу ком:
-- Я скорее собственноручно оскоплю себя, чем трону тварь вроде тебя. Впрочем...
– - он оглянулся на теней, -- не обещаю, что все остальные страдают такими же приступами брезгливости.
Тени молчали, как им и подобает, а Дойл выбрал небольшие стальные клещи и продолжил уже ровным тоном:
-- Зачем ты наслала чуму на Шеан?
Он не удивился тому, что Майла замотала головой и начала клясться, что не делала этого. Как будто хотя бы раз было иначе, как будто хоть одна ведьма сразу признавалась в своих преступлениях. Палач в облачении тени протянул было руку к выбранным Дойлом клешням, но Дойл качнул головой и собственноручно, обернув тряпицей ручки, опустил в жаровню.
Долго ждать не пришлось -- металл раскалился быстро. Ведьма забилась в цепях и закричала, что ничего не делала -- снова.
-- Зачем ты наслала чуму на Шеан?
– - повторил Дойл, поднося клешни почти к самому ее лицу, чтобы она кожей почувствовала их жар.
-- Я не делала этого!
– - повторила она и шепотом добавила: -- пожалуйста.
Долгую секунду Дойл пытался найти в ее глаза хоть что-то: искренний страх, осознание невиновности, слепую ярость, злобу -- что угодно. Но видел только васильковую ясную кокетливость, как будто глаза тоже были ненастоящими, неживыми. Именно поэтому он одним точным движением прижал клешни к коже на ее голой груди.
Надсадный, вынимающий душу вопль огласил подземелья. Завоняло паленым мясом и сразу же следом -- мочой. Дойл не позволил себе ни единой гримасы отвращения и повторил:
-- Зачем ты наслала чуму на Шеан?
-- Я этого не делала!
– - провыла Майла и забилась в кандалах еще сильнее, царапая себе руки, выворачивая запястья.
-- Доказательств твоей вины достаточно. Признайся -- и я позволю тебе умереть на плахе, а не на костре, -- произнес он.
– - И избавлю от боли.
-- Я не насылала чуму! Пожалуйста!
– - Майла рыдала, а ее румяные щечки были все такими же безупречными, и глаза не покраснели.
-- Зажмите ее руку, -- приказал Дойл теням, и те подволокли тиски, схватили ладонь ведьмы, зажали запястье так, чтобы нельзя было пошевелиться. Дойл протянул руку, и ему подали щипцы. Они обжигали холодом металла, но Дойл понимал -- он должен это сделать. Должен получить признание и заставить ведьму заплатить за то, что она едва не уничтожила столицу.
Он мог перепоручить дело палачу, но не собирался делать этого. В глубине души он, пожалуй, хотел отомстить за собственные муки во время болезни. Ее казни вполне хватило бы.
Однако эта пытка была не только для ведьмы, но и для него. Если бы он был внимательнее, наблюдательнее, если бы работал лучше -- ведьма не сделала бы то, что сделала.
-- Намордник, -- приказал он, хотя и сомневался, что одуревшая от боли Майла сможет колдовать. А потом рывком, быстро выдрал из нежного пальца тонкий полупрозрачный ноготок. Кровь хлынула, брызги попали Дойлу на руки.
Если бы не намордник, от крика заложило бы уши. Майла затряслась и обмякла -- потеряла сознание.
Ее окатили ледяной водой, ударили по щеке -- и она снова открыла глаза. Опять сняли намордник, и Дойл повторил:
-- Зачем ты наслала чуму на Шеан?
И Майла заговорила. Про то, как ненавидела своего отца, как хотела власти и поклонения, как взывала к самым черным силам, чтобы погрузить город в пучину смерти.
-- Грейл знал?
– - вспомнил Дойл казненного лорда, за которого однажды просила Майла. На мгновение ему показалось, что в ее глаза мелькнуло непонимание, но потом она заговорила снова.
Да, знал и был ее сообщником, да, она поддерживала заговор лордов, которые пообещали ей титул и, возможно, даже корону. Да, она убивала кошек и козлов, чтобы закрепить чары.
Если бы статуя ожила и заговорила, она говорила бы именно таким голосом -- неживым, лживым, пустым. Но признания были -- и их было достаточно, тем более, что Дойл видел ее колдовство. Когда она договорила и кулем упала на пол, на ее лице снова застегнули намордник, а Дойл объявил:
-- Данной мне королем властью милорда-протектора я приговариваю тебя, Майла Дрог, к смертной казни через...
– - он вспомнил свое обещание и решил сдержать его: -- через отсечение головы и последующее сожжение. Тебе отказано в разговоре со святейшим отцом и в праве очистить свою душу перед смертью. Казнь состоится завтра в полдень на городской площади.