Скользящие души, или Сказки Шварцвальда
Шрифт:
Кристина жалобно вскрикнула и без чувств сползла на земляной пол хижины. Михаэль бросился ей на помощь. Он поднял безжизненное тело молодой женщины и бережно отнес на кровать. Потом повернулся к кормилице, глаза его сверкали яростью.
— Что такое ты говоришь! Как это могло произойти? Ради чего ты хранила проклятую тайну?
Регина была холодна и невозмутима.
— Молчи, глупец! Ты нарушил клятву, данную мне! — лицо ведьмы-отшельницы скривилось от боли. — Видно, не обошлось здесь без вмешательства темных сил. Рогатый перевертыш справлял жатву?! Знаешь
Михаэль опустился на стул и, сжав виски, пытался успокоить нечеловеческую боль, раскалывающую его голову на части.
— Откуда ты знаешь, что Вильгельм Кляйнфогель мой отец? — выдохнул он.
— Мне ли не знать, от кого понесла моя слабая на передок сестра? — голос Регины, словно раскат грома, прокатился по темным углам хижины.
— Сестра… — только и смог вымолвить уничтоженный Михаэль. — Это невозможно…
— Отнюдь! — отрезала кормилица.
Ведьма поднесла к губам бледной как смерть Кристины пузырек с кровавым эликсиром. Девушка прерывисто вздохнула, открыла пустые глаза, и в тот же момент целебный настой погрузил ее в спасительный сон.
— Ей нельзя возвращаться в Фогельбах. Отец не примет назад обесчещенную дочь. Он оголил свой разум, не оставив душе права сомневаться и сопереживать. Посвятил себя служению идолам, забыв о главной благодати — свободе выбора. До разрешения от бремени Маленькая Птичка останется у меня. Потом решим. — Вцепившись взглядом в недоумевающего Михаэля, Регина закончила: — И не перечь. Ты немало дров наломал… Скажи спасибо, что не заставляю тебя разлюбить ее. Над этим я не властна. Но побойся своего справедливого и доброго Бога, не веди под венец ту, которую обязался хранить как сестру.
Голова Михаэля без сил опустилась на стол.
Регина, тяжело вздохнув, вышла из сеней, тихо прикрыв за собой дверь. Подняла глаза, налитые долго сдерживаемыми слезами, на низкое свинцовое небо. В тот же миг она по-волчьи оскалила зубы и бросила со злостью:
— Не сомневаюсь, ты все слышал. Скользишь за людьми, что-то вынюхиваешь и выискиваешь, словно шакал!
— Матушка, — осклабился Хассо, — вы несправедливы к своему родному сыну.
Регина усмехнулась:
— Волчье сердце, что выменял той ночью, не дает тебе покоя? Оно жаждет человеческой крови? Кто будет твоей следующей жертвой, оборотень?
Хассо весело рассмеялся:
— Ты, матушка! Я сожру тебя с потрохами, мерзкая ведьма, за то, что лишила меня богатого дома, знатного положения, уважения и почитания. Вместо этого я, словно шавка, бегаю на посылках и получаю жалкие крохи с барского стола.
Регина не моргнула глазом:
— Ставший однажды шавкой будет угодливо скулить и вилять хвостом не перед этим, так перед другим хозяином. Твой новый господин купил тебя с потрохами, но не ровен час выкинет на свалку как плешивого бешеного пса.
Водянистые глаза Хассо превратились в узкие щелки. В голосе зазвучала ненависть:
— Посмотрим,
В то же мгновение он словно призрак растворился в темноте.
— Бедный мальчик, ты сам не ведаешь что творишь, — прошептала Регина. Две крупные слезы скатились по ее щекам.
Из спасительного забытья, в которое погрузил девушку чудодейственный эликсир, вернулась лишь ее половина. Вторая так и осталась блуждать в сумрачных мирах забвения, наслаждаясь покоем.
Ожившая часть продолжала примитивное существование, не позволяя раненым чувствам одержать верх над разумом. Кристина осталась жить в скромной лесной хижине. Она ни в чем не нуждалась. Чистая ключевая вода, свежая зайчатина, приносимая с охоты Михаэлем, плоды скромного сада, разбитого Региной среди лесной глуши. Много ли надо, чтобы пережить зиму, которая, по приметам, не обещала быть суровой?
Летом Кристине предстояло разрешиться от бремени. К кануну Святого Сильвестра ее животик слегка округлился, движения стали плавными и спокойными, щеки порозовели, но в глазах до сих пор пряталась тоска.
Девушка внимательно слушала наставления Регины по сбору, хранению и смешиванию трав, училась варить лекарственные настои, готовить втирания и выпаривать эликсиры.
Постепенно она смогла почувствовать грань, при которой польза растения переходит в смертельную опасность. И в душе лелеяла мечту, что, родив младенца, пристроит его в добрые руки и прекратит свое бессмысленное существование. Смерть от белладонны в смеси с опиумным дурманом, притупляющим страх, казалась ей благой и достойной переносимых страданий.
Оставалось лишь ждать.
Михаэль, видя сдерживаемые муки любимой, страдал еще больше, но не подавал виду. Его утешали многочисленные служанки, приглашаемые заботливой матерью из ближайших селений. Не многие задерживались в замке. Видя каждый день новые лица, принимая новые ласки, Михаэль не задумывался, куда пропала вчерашняя Агнесса или позавчерашняя Гертруда.
Он старался выжить любым способом.
Тепло, щедро даримое прислугой красивому и богатому наследнику, не оскудевало. Отдав свое тело на откуп негреющей его страсти, Люстиг хранил сердце лишь для одной избранницы, которая смиренно сносила выпавшие на ее долю испытания. Готовилась родить ребенка от человека, которого никогда не любила. Лишь дорожила как другом и жалела. Жалела его, не себя.
В последнюю неделю старого года Птичка уговорила Михаэля отвезти ее в Марцелль. Будучи ребенком, Кристина всегда приезжала в канун Сильвестра в город. Погулять по праздничной ярмарке, разбитой на центральной площади, что напротив кирхи, полюбоваться незамысловатыми ремесленными украшениями, разложенными на торговых рядах, повеселиться с другими детьми над представлением заезжего кукольного балагана и вдоволь покататься на заливаемом катке в пойме реки.
Когда она просила Михаэля о поездке, впервые в ее глазах засветились прежние веселые огоньки Они вселили в бедного парня надежду, что любимая идет на поправку.