Скользящие души, или Сказки Шварцвальда
Шрифт:
Стыд, который испытывал несчастный художник, превышал его страх перед болью от иглы, глубоко погружаемой в тело. Инквизитор, жадно вдыхая запах молодой кожи, тщательно ощупывал каждый сантиметр влажными от волнения пальцами. Змеиный язык извращенца скользил между тонкими губами, помогая ненасытным рукам.
Найдя родинку, он с наслаждением погружал в нее иглу, следя за реакцией Якова. Когда несчастный вскрикивал от боли, створки-губы растягивались в довольной улыбке, а внимательные пальцы жадно ползли дальше.
Яков
Коснувшись ледяными руками крайней плоти обвиняемого, священник гортанно вскрикнул и отпрянул в сторону. Его пергаментное лицо покрыли багровые пятна. Испанец неистово перекрестился и, плюнув с омерзением в левую сторону, вернулся в свое кресло. Тщедушное тело больного старца корежили неистовые судороги. Птичьи лапки намертво вцепились в подлокотники.
Когда приступ непроизвольной эрекции миновал, испанец вновь нацепил прежнее невозмутимо-высокомерное лицо и требовательным жестом приказал сжечь старую одежду Якова и обрядить обвиняемого в приготовленный короткий балахон грязно-желтого цвета, предназначенный для пыток еретиков.
Кристина заставила себя поднять глаза. Изможденное грязное тело ее любимого, покрытое многочисленными кровоподтеками, обнаженное, неизведанное, должное принадлежать только ей, сейчас подвергнется дальнейшему истязанию. Его широкие мускулистые плечи, красивая гладкая грудь, к которой она не прикоснется, сильные руки, которые более не обнимут ее…
Безумие, зародившееся в ней, росло с каждой секундой.
Была бы в ней хотя бы часть темного знания матушки Регины, она бы уничтожила каждого, кто причинит боль ее любимому.
Сожгла, испепелила бы взглядом.
Михаэль отвлекся на истязание соперника, невольно притягивающее взгляд, и не обращал внимания, что происходит с Кристиной.
Появившиеся тем временем стражники, скрутив обвиняемому за спиной руки, повели его к возвышающемуся у окна колесу.
Секретарь, поднявшись из-за стола, пояснил происходящее:
— Не найдя при телесном осмотре явных признаков одержимости, Светлейший повелевает испытать подозреваемого в сговоре с нечистым с помощью колеса. До того, как руки обвиняемого будут проткнуты металлическими прутьями, а тело его растянуто грузами, мы предлагаем тому сознаться и признать присутствие дьявольского умысла при поругании святого образа Девы Марии.
Яков, услышав слова секретаря, рухнул на колени и, протянув к суду руки, умолял не подвергать его уготованному испытанию. По обезумевшему от страха лицу его текли слезы, он вновь раскаивался в проступке, прося лишь не уродовать ему руки. Но власти Дьявола не признавал.
Каменное сердце неудовлетворенного змея, вцепившегося побелевшими пальцами
Михаэль не верил своим ушам. Происходящее в зале казалось ему продолжением, слепком ночного кошмара в замке.
Обхватив руками голову, зажав уши, он раскачивался из стороны в сторону, пытаясь вырваться из цепких лап леденящего кровь ужаса. За своим смятением он не заметил, как Кристина встала и, не обращая внимания на судей и охранников, возбужденных предстоящим кровопролитием, вышла на середину зала.
Под действием внезапного транса она направилась к Якову, не отводя от него горящих глаз. Ошеломленные ее странным видом охранники, держащие наготове металлические шкворни, предназначенные для рук несчастного, позволили ей беспрепятственно подойти к привязанному к колесу художнику. Кристина протянула руку и, погладив его по заросшей щетиной щеке, приоткрыла губы в немом прощальном поцелуе. Потом, гневно сверкнув глазами, повернулась к присутствующим и, собрав оставшиеся силы, закричала хриплым страшным голосом:
— Я, Кристина Кляйнфогель, потомственная ведьма из Фогельбаха, рожденная и принятая на белый свет ведьмой, проклинаю до скончания веков тех, кто готов карать невиновного! Я и только я виновата в содеянном! Мои руки осквернили чистый образ… вашего идола! Я сознаюсь в преступлении, в котором обвиняют несчастного Якова, потому что он чист словно ангел. Я совращала его, губила его душу, но он не поддался искусам. Как истинный христианин, он желал приобщить меня к своей вере. Но, видя, каким способом вы ее насаждаете, я проклинаю вас вовеки веков! Вы недостойны своего справедливого Бога.
Так судите только меня и отпустите невинного!
Подобный грому голос Кристины, исполненный ослепительной пылающей ненависти, оглушил сбившихся в угол испуганных стражников и бургомистра.
Вжав в плечи скошенный уродливый череп, инквизитор застыл в кресле и стал похож на горбатую мраморную горгулью. Он не мог вымолвить ни слова, лишь испепелял девушку злобным взглядом.
Замолчав, Кристина повернулась к помертвевшему от удивления Якову и тихо добавила:
— Вот и все. Помни, что я всегда буду любить тебя…
Его бледные губы безмолвно прошептали ответ.
Несколько минут в зале царила абсолютная тишина. Человек, осторожно открывший дверь на верхней балюстраде зала, появился перед изумленной публикой. Его синие глаза пылали. Голос Конрада (а это был он) дрожал от волнения:
— Фрайбургская епархия в свете открывшихся в процессе дознания фактов, следуя свободной воле народа, приостанавливает дознание по делу Якова Циммерманна. Признавшаяся суду девица Кристина Кляйнфогель обязана быть взята под стражу без промедления вплоть до окончания следствия.