Скользящий по линиям жизни
Шрифт:
Подобные запреты есть на многих уровнях осознанного восприятия. В Лимбе есть целые локации, где летать нельзя. Парить над землёй можно, а вот взмыть вверх нет. Ни тебе, ни мне полёт не удастся. При этом никто не мешает сделать примитивные крылья за спиной или реактивный ранец и летать, но вот без них не получится. А вот ограничения, законы и правила я объяснять не буду. В твоем мире всё это есть и применяется.
Я хотел задать два вопроса и не мог выбрать. Мне было одновременно интересно, откуда он знает слова “реактивный ранец” и что такое “пределы”, который
– На каком языке мы сейчас с тобой общаемся? – неожиданно спросил он.
– На русском, – автоматически ответил я, но сразу понял, что в самом вопросе есть подвох.
– Уверен? – уточнил он и моя уверенность мгновенно улетучилась.
Я попробовал по слогам произнести только что произнесенные мной слова, дабы звучало убедительней:
– “Ннаитуа русику”, – и остолбенел от неожиданности.
Арол улыбнулся.
– Да на русском языке мы говорим, я же не знаю других, – с негодованием воскликнул я.
– Ннаитуа русику, – с удовольствием проговорил Арол, прислушиваясь к своему голосу.
Я попробовал по слогам произнести его имя:
– Аэролуми, – только и смог выдавить я.
– Да, так меня зовут в моём мире и на моём языке, – кивнул учитель. – Сейчас ты говоришь на нём, так как твоё внимание нацелено на язык общения, а моя память для тебя открыта и ты можешь напрямую брать оттуда мои знания, в том числе и знание моего родного языка.
– У меня сейчас башка взорвётся, – признался я и присел на бревно.
– Спасибо, что предупредил, – сказал учитель, спрыгнул с бревна и отошел в сторону.
Потом засмеялся и принялся объяснять, с важным видом расхаживая передо мной:
– Для общения осознанных существ из любых миров достаточно намерения общаться и запаса Света. Не имеет значения, на каком языке говорит каждый и какие языки знает. Они просто понимают друг друга. Только намерение на общение и Свет. Больше ничего не надо. Я понятия не имею, какой язык ты используешь и даже, когда “читаю” книги в твоём мире, для меня неважно на каком языке они написаны. Мне нужны только намерение понять, что автор вложил в своё произведение и Свет, чтобы осознанно это воспринимать. И если вернуться к твоему незаданному вопросу, я не знаю тех слов, которые ты услышал в моем исполнении, но ты правильно понял то, что я имел в виду.
Я был ошарашен настолько, что забыл задать второй вопрос и Арол мне помог:
– Теперь хочу объяснить “пределы”, которых нет. Давай на простом примере. У самосовершенствования нет пределов. Не может быть предельного количества Света, которым можно научиться управлять. Никто и никогда не устанавливал этих пределов и их не существует. Вот что такое “предел” возможностей? Это не “запрет” и не “ограничение”. Это просто граница, за которую ты пока не можешь выйти по ряду причин. Если ты потренируешься, то “предел” возможностей окажется пройденным, и ты уткнешься в следующий “предел”. Каждый идет от “предела” к “пределу” по пути саморазвития
Ты должен научиться понимать, с чем ты имеешь дело. Если ты уперся в “запрет”, то можешь потратить жизнь на попытки его преодолеть, но так и не сможешь этого никогда. Не потому что ты слаб или балбес, а просто потому, что это невозможно. Ты должен чувствовать и понимать, в каком случае ты имеешь дело с “запретом”, который невозможно нарушить, а в каком уперся в “ограничение”, которое нарушить можно, но будут последствия. Ну, и самое простое, ты не должен путать их с “пределами”.
…
Я мерно посапывал сидя на нелепом пластмассовом стульчике в чужом мире, ибо воин никогда не спешит и никогда не опаздывает. Он делает все своевременно и без спешки.
Сейчас на Плато Герано я столкнулся не с “запретом” и не с “ограничением”, а с “пределом”. Значит, я смогу вернуться. Мне нужно всего лишь заснуть и проснуться в своём мире. Не так давно подобное уже проделала моя начальница Юла под моим присмотром. Правда при этом ей не пришлось настраивать своё восприятие на другой мир, да и Светом её обеспечивал я, но это уже нюансы. Здесь задачка посложнее, но очень схожая.
Я сформировал свой фантом в кабинете Ильи Петровича, одновременно накачивая его своим Светом и проваливаясь в бездну сна… Лицо обжигало хлесткими ударами, а рядом кто-то выкрикивал моё имя.
– Сергей, Сергей, – звенело в ушах, а по лицу били снова и снова.
Я бы и рад отозваться, чтобы всё это прекратить, но случился конфуз. Я вернулся, но не весь… Да шучу. Вернулся я целиком, но вот тело пока не отзывалось на мои попытки им управлять. Обиделось, наверное, что с ним так нехорошо поступают, таскают по всяким мирам, да ещё и кости каменюками ломают. Переломы никуда не делись, и я чувствовал просто запредельную боль в груди.
Какой-то баран, зачем-то, попытался сделать мне искусственный массаж сердца, и я услышал, как одно из сломанных ребер с мерзким хлопком рвущейся кожи вылезло наружу.
– Ой, – почти сразу виноватым голосом произнес мужской бас.
– Стёпа, твою мать, – раздался голос Татьяны и какая-то возня.
Видимо нерадивого спасителя кто-то отталкивал от моего тела, а то спасёт меня сам и вся слава ему достанется.
– Да я не сильно придавил. Видимо у него ребра сломаны. – продолжал оправдываться мужской голос.
– Иди лучше Мартышова в пакеты собирай, – гаркнула она.
Степан забубнил, что еще не проведена фотовидеофиксация и трогать его пока нельзя, но голос его уже удалялся.
Моё тело кто-то ощупывал. Надеюсь это женщина, так как ощупывали абсолютно всё тело и, судя по ощущениям, одежды на мне не было.
Затем незнакомый и очень приятный, но серьезный голосок протараторил:
– Множественные переломы ребер, сломана левая ключица, вывих плечевой кости в левом плечевом суставе, ссадины и глубокие порезы грудной клетки, ушиб или вывих левой коленной чашечки, но кости ноги целые. Веки подрагивают в ответ на болевые раздражители. Дыхание учащенное, неглубокое, пульс слабый, нитевидный.