Скоморох
Шрифт:
— Я скажу им.
Когда Радим и Григорий спустились в сокровищницу, то застали оставшихся там за перетаскиванием массивного ларя.
— Что вы делаете?
— Вот собрали тут немного… Возьмем с собой. Жаль, за остальным не вернуться.
— Не дурите. С этим нас не выпустят.
— А мы попробуем, — Силушка пошевелил мускулами.
— Как хочешь, но пойдешь без нас, — сказал Радим. — Куря, не занимайся глупостями. Оставь золото. Мы пришли за Умилкой и Зямой.
— Верно, скоморох, — Куря тяжело
— Эх, не видать нам сытой жизни… Такую возможность упускаем.
Тем временем наверху раздался стук. Привели узников. То, что ситуация оборачивается не в его пользу, Радим понял, когда увидел во главе гридей сурового Дудику. Раз его позвали, значит, сообразили, что дело непростое.
— Вот этих спрашивал? — спросил Дудика, когда Григорий появился на пороге.
— Сии отроки — ваши друзья? — в свою очередь спросил диакон.
— Умилка! Здравствуй, — Радим улыбнулся. Зяма с Умилкой выглядели грязными и усталыми, но, похоже, серьезно изувечить их не успели.
— Негодяй! — воскликнул Зяма. — Умилка, я же говорил, он с ними заодно!
— Радим, как ты мог!
— Погоди… Я все объясню.
— Что с ними хочешь делать, диакон? — спросил Дудика.
Григорий обратился к Радиму:
— Видишь, скоморох, я свое слово держу. Теперь твоя очередь. Пусти меня.
— Не спеши, господин диакон. Ежели пущу, твои псы нас на щепки разнесут.
— Я слово даю — пока из града не уйдете, погоню не пошлю.
— Ты хитер, да я хитрее. С нами пойдешь, до самого леса. Там тебя отпустим.
— Мне так не нравится!
— А по-другому не выйдет. Вели ребят к нам пустить.
— Э-э, нет. Либо отпускай меня, либо твоих друзей поведут мои гриди. Как меня освободишь, так их получишь.
— Ты лучше скомороха слушай. А то щас как ткну… — Из глубины прохода донесся голос Кури.
— И чего добьешься? Всех вас тут положат. Радим задумался. Ничего хорошего в том, что с ними пойдут люди епископа, не было. После обмена пленниками они могут напасть, и тогда можно рассчитывать только на быстрые ноги. Однако драться с гридями посреди Святой Софии было еще хуже.
— Добро. Уговорил ты меня, господин диакон. Идем все вместе. Только в дороге веди себя смирно, а то заволнуюсь, могу и порезать.
— Пойдем. Дудика, колодников ведите за нами. И пошли кого-нибудь вниз, надо помочь там.
— Что-то недоброе тут делается, диакон. Понимаю так: скоморох злым чародейством выбрался, наших обидел и церкви святой угрожает?
— Еще как! — Радим показал нож. — Не перечь!
— Меня испужать думаешь? Слаб еще. И не таких ломали. Добрый меч — голова с плеч.
— Не вздумайте! Слушайте меня! — забеспокоился Григорий. Он знал, кто падет первым в намечающейся схватке.
— С чего бы? Ты, диакон, гляжу, не преуспел с ворами. Теперь наше дело.
— Не смей, Дудика! Не видишь, этот душегуб меня порешит, не моргнет. Бог их накажет, но не сейчас.
— Сам виноват, что ворам отдался.
— Не тебе судить! Бископля гнева давно не ведал? Твое дело руками работать, а мое — головой. Делай как говорю!
Дудика
— Что ж, диакон, почнем, как велишь. Только смотри, позже на меня не пеняй.
— Вот и славно. Бог нам поможет, Дудика. Не сомневайся!
— Идем, — Радим подтолкнул диакона вперед. За скоморохом показались Куря и Силушка.
— Куря! Братишка! — Умилка хотела броситься к Куре, но была удержана сторожем.
— Умилка! Зяма! Мы пришли, чтобы спасти вас!
— Как? Правда? — Зяма был очень удивлен.
— Да! Я же говорила, что Радим хороший!
— Самый глупый поступок в твоей жизни, брат. Не стоило сюда соваться. Мы бы сами выкрутились.
Из Святой Софии они вышли под равнодушные взгляды церковных служек. И диакон, и гриди тут не в диковинку. А глазеть на пленников — себе дороже, были случаи, когда и за меньшее в пособники записывали. Бискуплю улицу миновали без остановок. У ворот Детинца уже стояла стража, которая наружу пускала всех, а внутрь только своих. Григория узнали сразу и вежливо поклонились. Диакон ответил на приветствие, хотел сказать что-то еще, но замолчал — после легкого укола ножом.
— Где пойдем? — спросил Радим, когда вышли на перекресток у Волхова.
— Через Людин конец — тут ворота ближе, — сказал Куря.
— Нет, — заявил Зяма. — По Торговой стороне лучше. За Словенским концом недалече знатная чаща.
Радим подтолкнул Григория в сторону моста:
— Пойдем на ту сторону.
— Может, пустите уже меня? — спросил Григорий. — Вы — туда, а мы здесь останемся. Ведь я не просто так говорю — я слово даю, что погони не будет. Господь не простит, если его верный раб обещанное нарушит. Кара небесная — сие страшно, поверь. Мне вовсе не в радость татей отпускать, но так лучше для церкви. Мы вас позже поймаем, будь уверен.
— Береженого боги берегут. Пойдешь с нами из града.
— Как знаешь, скоморох. Я ведь добрый сейчас, а Могу рассердиться.
— Не угрожай тому, кто с ножом, господин диакон.
Григорий замолчал и послушно двинулся по мосту. Следом зашагали Куря и Силушка с обнаженными мечами в руках. Саженях в десяти за ними пошли двое гридей с пленниками.
Солнце уже скрылось за горизонтом, и только алая полоса заката напоминала о нем. В темно-синем небе засверкали звезды. Острозубый месяц бросал свет на речную гладь. Темнота была на руку беглецам. Радим ухмыльнулся. Похоже, им удастся выбраться из переделки живыми. Самое главное — не сплоховать при передаче пленников. Скоморох начал обдумывать детали.
Под ногой прогнулась доска, из-за чего Радим споткнулся.
— Ох, Морена! — выругался он.
Большего он сказать не успел. Григорий резко вывернулся из рук скомороха и побежал вперед.
— Тати! Бейте! Бейте их всех! — закричал диакон.
Радим бросился было следом за Григорием, но вовремя остановился. Он вспомнил об Умилке и Зяме. Они ж безоружные! Повернувшись, Радим побежал к пленникам. Дорогу загораживали растерянные Силушка и Куря. Просить их расступиться было некогда. Скоморох вскочил на поручень, по которому быстро обогнул товарищей. Размахивая ножом, он прыгнул на обнажающих мечи гридей.