Скорбь Сатаны. Вендетта, или История всеми забытого
Шрифт:
Дорогой сэр!
Я имею к Вам рекомендательное письмо от Вашего бывшего университетского товарища мистера Джона Кэррингтона, который был так добр, доставив мне случай познакомиться с тем, кого я считаю необыкновенно одаренным всеми талантами литературного гения. Я буду у Вас сегодня вечером, между восемью и девятью часами, надеюсь застать Вас дома и незанятым. Прилагаю мою карточку и настоящий адрес и остаюсь преданный Вам
Упомянутая карточка упала на стол, когда я заканчивал читать письмо; на ней была маленькая изящно выгравированная корона и слова:
Князь Лючио Риманец
А внизу карандашом был нацарапан адрес: «Гранд-отель».
Я перечел краткое письмо еще раз; оно было написано достаточно просто, ясно и вежливо. В нем не было ничего замечательного, решительно ничего; между тем оно показалось мне многозначительным. Я не мог объяснить себе почему.
Странное очарование приковывало мои глаза к характерному смелому почерку и заставляло думать, что я полюблю человека, так писавшего. Как завывал ветер! И как стонала рядом эта скрипка, точно беспокойный дух какого-нибудь молящегося забытого музыканта! Голова у меня кружилась, сердце ныло. Стук дождевых капель звучал, точно крадущиеся шаги шпиона, следящего за каждым моим движением.
Я сделался раздражительным и нервным – предчувствие какого-то зла омрачило светлое сознание неожиданного счастья. Тогда мною овладел стыд – стыд, что этот иностранный князь, если он был таковым, со своим колоссальным богатством, посетит меня, теперь миллионера, в этом нищенском жилище. Не успев коснуться своих богатств, я уже заразился пошлостью, стараясь сделать вид, что никогда не был действительно беден, но только временно находился в затруднительном положении!
Если бы я имел шесть пенсов, которых у меня не было, я бы послал телеграмму, чтоб отсрочить предстоящий визит.
– Но, во всяком случае, – сказал я громко, обращаясь к пустой комнате и отголоскам грозы, – я не хочу встретиться с ним сегодня. Я уйду из дому и не оставлю записки, и если он придет, то подумает, что я еще не получил его письмо. Я могу условиться о свидании с ним, когда у меня будет лучшая квартира и более подходящий костюм для моего теперешнего положения. Пока же нет ничего проще, чем скрыться от этого так называемого благодетеля.
Пока я говорил, мерцающая лампа со зловещим треском погасла, оставив меня в абсолютной темноте.
Выругавшись от досады, я принялся ощупью разыскивать спички, а не найдя их, шляпу и пальто. Я все еще был занят бесполезными и скучными поисками, когда до меня долетел стук копыт. Лошади быстро неслись по улице и внезапно остановились у меня под окном. Окруженный непроглядным мраком, я стоял и прислушивался. Там, внизу, происходило легкое смятение; я слышал нервную от избытка учтивости интонацию моей квартирной хозяйки, смешанную со звучными нотами громкого мужского голоса, и твердые шаги, приближавшиеся к моей комнате.
–
III
Дверь отворилась, и из окутывавшей меня темноты я увидел высокую фигуру, стоявшую на пороге. Я хорошо помню то странное впечатление, которое на меня произвело само очертание этого едва различимого образа. С первого же взгляда величественность его осанки и манер приковала все мое внимание, так что я едва слышал слова квартирной хозяйки:
– Господин желает вас видеть, сэр!
Эти слова быстро прервались смущенным бормотаньем при виде моей комнаты, погруженной во мрак.
– Наверно, лампа погасла! – воскликнула она и прибавила, обращаясь к посетителю: – Боюсь, мистера Темпеста нет дома, хотя я видела его полчаса назад. Если вы согласитесь подождать здесь минутку, я принесу лампу и посмотрю, не оставил ли он на столе записку.
Она поспешно вышла, и хотя я знал, что должен был заговорить, но какое-то особенное и совершенно необъяснимое злобное настроение заставляло меня молчать и не открывать своего присутствия. Тем временем высокий незнакомец сделал шаг или два вперед и звучным голосом с нотками иронии окликнул меня по имени:
– Джеффри Темпест, вы здесь?
Почему я не ответил? Странное и неестественное упрямство связало мой язык, и, скрытый во мраке моего жалкого литературного логова, я продолжал молчать. Величественная фигура придвинулась ближе, и мне показалось, что она вдруг как бы накрыла меня своей тенью. И вновь раздался голос:
– Джеффри Темпест, вы здесь?
Из-за стыда я не мог более так оставаться, решительным усилием сбросил с себя эти странные чары, делавшие меня немым, и, точно притаившийся в глухом убежище трус, несмело вышел вперед и стал перед моим гостем.
– Да, я здесь, – сказал я, – и, будучи здесь, стыжусь такого приема. Вы, конечно, князь Риманец: я только что прочел вашу записку, уведомляющую меня о вашем визите, но я надеялся, что, найдя комнату неосвещенной, моя квартирная хозяйка решит, что меня нет дома, и проводит вас обратно вниз. Вы видите, я совершенно откровенен!
– Действительно, – ответил незнакомец, и его густой голос вибрировал серебристыми звуками, скрывая насмешку. – Вы так откровенны, что я не могу не понять вас. Вы досадовали на мой сегодняшний визит и желали, чтоб я не пришел!
Это разоблачение моего настроения прозвучало так резко, что я поспешил отрицать его, хотя и сознавал, что это была правда. Правда даже в мелочах всегда кажется неприятной!
– Пожалуйста, не сочтите меня грубияном! – сказал я. – Но дело в том, что я распечатал ваше письмо лишь несколько минут назад, прежде чем мог все привести в порядок, чтоб принять вас. Лампа погасла так некстати, что я принужден теперь приветствовать вас, против правил общества, в темноте, которая даже мешает нам пожать друг другу руки.