Скорбь Тру
Шрифт:
— Тумэн! — Кеннеди запрыгала вокруг него и тянула ручки вверх. — Мы уезжаем!
Он поднял ее на руки и потерся носиками со своей маленькой счастливой девочкой, чувствуя себя виноватым за радость, которую он испытывал помимо душевной боли.
— Куда мы едем? — он опустился на колени рядом с Линкольном, позволив Кеннеди слезть с него, чтобы поиграть со своими куклами. Он взял ребенка на руки и поцеловал, прежде чем наклониться и поцеловать Джемму.
— Я знала, что после визита к брату у тебя будет стресс, да и у меня был дерьмовый день. Я подумала, что пикник в парке пойдет всем нам на пользу, — она кивнула в сторону
У нее был плохой день, и она все же здесь, самоотверженно пытается поднять всем настроение. Положив руку ей на шею, он притянул ее ближе:
— Звучит потрясающе! Ты невероятная! Ты это знаешь?
— Мне может понадобиться немного больше убедительности.
Он ее поцеловал.
Он не знал, было это правильным или нет, было ли это хорошо или плохо, но это был единственный человек, с которым он знал, как себя вести. Быть тем, кто ее поддерживает, защищает и любит. Если им будет нанесен какой-то ущерб, то у них была твердая почва, чтобы выстоять и победить.
***
Трумэн лег на спину на одеяло рядом с Линкольном после того, как они закончили обедать, а ребенок неоднократно ударял его в живот, хихикая каждый раз, когда Трумэн издавал громкий звук. Кеннеди, занятая игрой со своими куклами и использованием ног Трумэна в качестве реквизита, также поддавалась приступам смеха вместе со своими глупыми братьями. Джемма откинулась назад, испытывая счастье от созерцания этого момента семейной идиллии. Вечер был морозным и прохладным, но дети были одеты в вязаные свитера и шапки, и им было слишком весело, чтобы загонять их в дом. Джемма любила это время года, когда листья опадали с деревьев, напоминая ей о том, что День благодарения уже на пороге. Она и Кристалл на День благодарения обычно готовили небольшой обед в честь праздника. Она улыбнулась про себя, зная, что в этом году им понадобится индейка покрупнее.
Трумэн потянулся к ее руке. Он рассказал ей о своей непростой встрече с
Куинси. Джемма постоянно удивлялась его способности сдерживать и разделять эмоции. Он никогда не выпускал свой гнев, который настолько отличался от того чувства, когда из ушей ее отца буквально валил пар от гнева.
— Ты уже готова рассказать о том, как прошел твой день? — спросил он.
Ранее она не хотела говорить о своем разговоре с матерью, отчасти из-за того, что ее смущало невежество собственной матери, и отчасти из-за того, что боялась реакции Трумэна на ее слова. Но он всегда был с ней честен и заслуживал того же в ответ. Ей просто нужно найти способ сказать это, не причинив боли.
— Моя мать звонила сегодня днем.
— По поводу благотворительного вечера? — он сел, защищая Линкольна одной рукой так, как мог только он.
Она кивнула.
— Я рассказала ей о нас, и она не поддержала меня.
— Прости, Джем. Ты рассказал ей о моей судимости?
Она покачала головой, чувствуя себя ужасно из-за правды.
— Ты шутишь? Единственным вопрос, который она задала, это о том, чем ты зарабатываешь себе на жизнь. Она мелкая и подлая. Это не мое личное мнение, Тру. Она такая и есть.
— Ты хочешь сказать, что ей не понравилось то, что ты встречаешься с механиком?
Они кивнула, опустив от стыда глаза.
Трумэн поднял ее за подбородок и улыбнулся.
—
— Я знаю. Но я чувствую себя ужасно от того, что она такая. Все, о чем она беспокоится, ничего для меня не значит. О, знаешь? Она все еще называет меня Джеммалайн. Я просила ее называть меня просто Джеммой столько, сколько себя помню. Она говорит, что Джемма — слишком распространенное имя, — она сделала паузу, обдумывая, как сильно она ненавидит смешливую манеру, в которой звучит имя Джеммалайн. — Мне нравится Джемма.
— Джемма — красивое имя. По крайне мере, ты не названа в честь президента. Моя мать хотела, чтобы у нас были запоминающиеся имена, потому что знала, что наша жизнь будет дерьмовой, — он снова поцеловал Линкольна. — Их жизнь никогда не будет дерьмовой.
— Конечно, нет. У них есть ты. Ты дал мне больше, чем смогла дать мне моя мать. Она и я — такие кардинально разные. Она заботится о шмотках. Я забочусь о людях. Я не хочу, чтобы меня судили по тому, какая моя мать. Она ужасная.
— Если есть кто-то, кто понимает тебя, то это — я. Есть только одно, чего я не понимаю, если она такая ужасная, то почему вы каждый год проводите благотворительный вечер?
— Я задавала себе этот вопрос тысячи раз, — она положила Линкольна к себе на колени и ближе подсела к Трумэну. — Я не знаю, как это объяснить. Она моя мать, и хотя она ужасна во всех отношениях, она все еще остается моей матерью. Я ощущаю себя в долгу перед ней. И она — единственная связь с моим отцом. Хоть она и не та, с кем я могу поговорить о нем, и я думаю, она презирает его за самоубийство, она все еще единственный человек, который жил в том доме, когда он был жив. Это не имеет никакого смысла, и, послушав саму себя, я чувствую себя дурой, когда делаю что-то для нее, — она покачала головой. — Она не хороший человек.
— Но ты — хороший человек, — он обнял ее и прижал еще ближе к себе. — Ты поступаешь правильно. Когда мы начинаем отворачиваться от семьи, мы сами становимся ими — теми людьми, кого мы не любим.
— Ты не расстроился из-за того, что я собираюсь пойти на благотворительный вечер в одиночку? — хотя они не говорили об этом, она хотела убедиться, что он в порядке и не обижается на нее.
— Не совсем. Я не доволен тем, что мужчины будут пялиться на тебя в том сумасшедше сексуальном платье. Но мне нравится, что ты не хочешь, чтобы дети были втянуты в это, но ты должна знать, что если хочешь, чтобы я пошел с тобой, Дикси и Бэр могут присмотреть за детьми. Я не беспокоюсь о твоей матери, независимо от того, что она обо мне думает.
— О, Трумэн, — она прижалась губами к его губам. — Я слишком люблю тебя, чтобы позволить испытать на себе гнев этой женщины, но я люблю тебя еще больше за то, что ты предложил пойти со мной.
Кеннеди залезла к Трумэну на колени и прижалась к нему.
— Нам лучше уложить этих ребят спать, — Джемма начала собирать свои вещи.
— Ты думаешь, я порчу детей? Я слишком сильно их защищаю?
Вопрос возник спонтанно, и Джемме понадобилась минута, чтобы понять его смысл. Она перекинула сумку через плечо и посадила Линкольна себе на ногу, поняв, что вопрос не возник внезапно. Это было отражением его заботы о Куинси.