Скорби Сатаны
Шрифт:
– Тише! Не беспокойте его! Пусть глупец спит в своем безумии!
V
Встав поутру, я узнал, что «его светлость», как титуловали князя Риманеса его лакеи и служащие «Гранд-отеля», уехал кататься верхом в парке, оставив меня завтракать в одиночестве. Я поел в общем зале отеля, где мне прислуживали с величайшей подобострастностью, несмотря на ветхую одежду, которую я все еще был вынужден носить, так как у меня не было мелких денег.
– Когда прикажете подавать обед?
– В котором часу желаете поужинать?
– Сохранить ли за вами номер или же он вас не устроил?
– Может быть, вы предпочли
Сначала эти почтительные вопросы меня изумляли, потом стали забавлять. Должно быть, некое загадочное агентство уже распространило слухи о моем богатстве и эти люди с готовностью в них поверили – вот и первый результат.
Я ответил, что покамест остаюсь в нерешимости и смогу дать точные указания лишь через несколько часов, пока же пусть сохранят занимаемый номер за мной. Позавтракав, я решил отправиться к своим стряпчим и хотел было заказать карету, как вдруг увидел, что мой новый друг возвращается с прогулки. Он восседал на великолепной гнедой кобыле, ее дикие глаза и напряженно, с дрожью ступавшие ноги свидетельствовали о том, что она разгорячилась после стремительного галопа и еще не свыклась с твердой рукой всадника. Лошадь гарцевала и танцевала между повозками и кебами, и это было бы опасно, если бы всадником не был Риманес. Днем он выглядел еще лучше, чем накануне вечером, благодаря легкому румянцу, оттенившему естественную бледность его лица. Глаза его искрились после моциона и полученного удовольствия. Я ждал его приближения вместе с Амиэлем: камердинер, как обычно, точно рассчитал время появления хозяина и в нужный момент появился в вестибюле отеля. Увидев меня, Риманес улыбнулся и в знак приветствия коснулся ручкой хлыста полей шляпы.
– Вы заспались, Темпест, – сказал он, спешившись и бросив поводья сопровождавшему его груму. – Завтра вы должны поехать со мной и присоединиться к обществу, которое на местном модном жаргоне именуют «Печеночной бригадой». Прежде упоминать о «печени» или любом другом внутреннем органе считалось верхом бестактности и признаком дурного воспитания. Теперь же мы покончили с подобными предрассудками и находим особое удовольствие в рассуждениях о болезнях и вообще на тему неприятных медицинских вопросов. Став членом «Печеночной бригады», вы познакомитесь разом со всеми интересными господами, продавшими души Дьяволу ради египетских котлов с мясом. Эти люди обжираются так, что чуть не лопаются, а потом гордо гарцуют на отличных лошадях – животных, достойных носить менее скотскую ношу. Гарцуют они в надежде вывести из своей отравленной крови все зло, которое сами же в нее и влили. Они принимают меня за своего, хотя я вовсе не таков.
Риманес похлопал по шее свою кобылу, и грум увел ее прочь: было видно, как на лоснящейся груди и передних ногах животного все еще блестела пена от быстрой скачки.
– Зачем же вы тогда участвуете в их развлечениях? – спросил я со смехом, поглядывая на него с нескрываемой симпатией; никогда он не казался мне так восхитительно сложенным, как в этом на диво сшитом костюме для верховой езды. – Вы морочите им головы!
– Ну да, так и есть! – легко согласился он. – И знаете ли, я не один такой в Лондоне! А куда вы направлялись?
– К стряпчим, которые написали мне вчера вечером. Фирма «Бентам и Эллис». Чем быстрее я ними встречусь, тем лучше, как вы думаете?
– Да, но послушайте, – и он отвел меня в сторону, – вам нужны наличные. Нехорошо сразу просить аванс. И право, незачем объяснять этим законникам, что вы были на грани голодной смерти, когда пришло их письмо. Возьмите этот бумажник. Вы ведь помните свое обещание: позволить
С этими словами он двинулся прочь быстрым шагом. Я поспешил за ним, тронутый его добротой:
– Но послушайте, Лусио!
Я впервые назвал его по имени, столь мне знакомому. Он замер и откликнулся, глядя на меня с внимательной улыбкой:
– Да?
– Вы не дали мне сказать… – начал я негромко, потому что мы стояли в вестибюле отеля. – Дело в том, что у меня есть деньги, вернее, я могу получить их напрямую. Каррингтон прислал мне в письме чек на пятьдесят фунтов, а я забыл вам об этом сказать. С его стороны было очень любезно дать мне взаймы. Пусть этот чек послужит залогом за бумажник. А кстати, сколько в нем?
– Пятьсот, десятками и двадцатками, – ответил он с деловитой краткостью.
– Пятьсот! Дорогой друг, но мне не нужно столько. Это слишком много!
Он рассмеялся:
– В наши дни лучше иметь слишком много, чем слишком мало. Мой дорогой Темпест, не делайте из мухи слона. Пятьсот фунтов – это же на самом деле ничто. Такие деньги можно потратить, например, на туалетный столик. Лучше отошлите чек обратно Джону Каррингтону. Я не слишком ценю его щедрость: за несколько дней до того, как я покинул Австралию, он наткнулся на жилу стоимостью в сто тысяч фунтов.
Это известие удивило меня и, должен признаться, слегка огорчило. Прямой и великодушный характер старины Боффлза сразу много потерял в моих глазах. Отчего же он ничего не написал о своей удаче в том письме? Боялся, что я стану беспокоить его просьбами о новых займах? По-видимому, мой взгляд отражал проносившиеся в голове мысли, потому что внимательно наблюдавший за мной Риманес спросил:
– Разве он не сказал вам об этой находке? Не слишком дружелюбно с его стороны. Что ж, как я уже говорил вчера вечером, деньги часто портят человека.
– О, я полагаю, что он умолчал об этом без всякой задней мысли, – поспешил я ответить с искусственной улыбкой. – Без сомнения, он все разъяснит в следующем письме. Теперь что касается этих пятисот фунтов…
– Оставьте их себе, дружище, оставьте! – нетерпеливо перебил князь. – Что вы там говорили о залогах? Разве я вас не взял себе в качестве залога?
Я рассмеялся:
– Да, и теперь я вполне самообеспечен. И хотя я заложник, бежать не собираюсь.
– Бежать? От меня? – спросил он вдруг странным, отчасти холодным, отчасти добродушным тоном. – Ну это вряд ли!
Князь помахал мне рукой и удалился. Я же, сунув кожаный бумажник с банкнотами во внутренний нагрудный карман, подозвал экипаж и помчался в направлении Бейсингхолл-стрит, где меня ждали стряпчие.
Прибыв к месту назначения, я предоставил визитную карточку, и меня тотчас же почтительно встретили два маленьких человечка в черно-рыжих сюртуках – владельцы фирмы. Открыв бумажник Лусио, я попросил их разменять банкноту в десять фунтов на золото и серебро, что они и сделали с готовностью. Потом мы вместе принялись за дела. Покойный родственник, которого я никогда не видел в сознательном возрасте, но который помнил меня осиротевшим младенцем на руках кормилицы, завещал мне все, чем владел, в том числе несколько редких коллекций: картины, драгоценности и разные диковинки. Завещание было сформулировано столь кратко и ясно, что не оставляло ни малейших возможностей для каких-либо юридических придирок. Стряпчие объявили, что через неделю, самое большее через десять дней все формальности будут улажены и наследство окажется в моем полном распоряжении.