Скорби Сатаны

Корелли Мария

Он добродушно похлопал меня по плечу и посмотрел мне прямо в лицо. Ясный и властный взгляд его чудесных глаз, как будто полных слез и огня, зачаровал меня. Я не пытался сопротивляться пробудившейся во мне необычайной тяге к человеку, с которым я только что познакомился: ощущение было слишком сильным и слишком приятным, чтобы с ним бороться. Я колебался лишь мгновение – из-за своего потрепанного платья.

– Я не гожусь вам в спутники, князь, – сказал я. – С виду я скорее бродяга, чем миллионер.

Он оглядел меня и улыбнулся.

– Клянусь жизнью, так оно и есть! – воскликнул он. – Но будьте довольны тем, что есть! В этом отношении вы очень похожи на многих других Крезов. Одни лишь бедняки и гордецы заботятся

о том, чтобы хорошо одеваться. Только они и легкомысленные кокотки беспокоятся о своем внешнем виде. Плохо сидящий фрак часто украшает фигуру премьер-министра. Но если вы увидите женщину, одетую в платье ужасного покроя и расцветки, то можете быть уверены, что она в высшей степени порядочна, известна добрыми делами и, вероятно, носит титул герцогини!

Князь встал и запахнулся в свое пальто с оторочкой из соболя.

– Кому какое дело до платья, если кошелек полон! – весело продолжал он. – Как только в газетах напечатают, что вы миллионер, какой-нибудь предприимчивый портной тут же пошьет плащ «Темпест» того же артистично-заплесневелого цвета, что и ваше нынешнее одеяние. А теперь пойдемте! Известие от стряпчих должно было возбудить у вас хороший аппетит, иначе оно оказалось бы не так ценно. Мне очень хочется, чтобы вы оценили мой ужин. Я привез с собой повара, мастера своего дела. Кстати, не окажете ли вы мне небольшую услугу: позвольте мне побыть вашим банкиром до тех пор, пока не закончатся переговоры и не уладятся формальности?

Это предложение было сделано столь вежливо, деликатно и дружелюбно, что я не мог не принять его с благодарностью, так как оно избавляло меня от всех текущих затруднений. Я торопливо черкнул несколько строк квартирной хозяйке о том, что она получит причитающиеся ей деньги по почте на следующий день. Затем, сунув в карман единственное мое достояние – отвергнутую рукопись, погасил лампу и вместе с новообретенным другом навсегда покинул свое унылое жилище, желая поскорей забыть все, с ним связанное.

Я и не подозревал, что настанет день, когда я буду вспоминать время, проведенное в этой маленькой жалкой комнате, как лучший период моей жизни; когда буду смотреть на тогдашнюю горькую бедность испытанием строгого, но святого ангела, который вел меня к высочайшим и благороднейшим целям; когда буду отчаянно, с горькими слезами молиться о том, чтобы вновь стать таким, как в прежние годы, а не таким, каков я теперь! Хорошо или дурно то, что будущее скрыто от нас? Стали бы мы увереннее избегать зла, если бы представляли его последствия? Этот вопрос не имеет ясного ответа, но в любом случае мое неведение в тот момент действительно являлось залогом блаженства. Я радостно покинул унылое пристанище, где провел столько дней среди разочарований и трудностей жизни, и повернулся к нему спиной с таким чувством облегчения, какое невозможно выразить словами. Последнее, что я услышал, проходя по улице с моим спутником, был жалобный, протяжный звук минорной мелодии, который, казалось, посылал мне вдогонку в качестве прощального оклика неведомый и невидимый скрипач.

IV

Снаружи ждала карета князя, запряженная двумя резвыми вороными в серебряной сбруе. Великолепные чистокровные кони нетерпеливо рыли землю копытами и грызли удила. Разодетый лакей, увидев хозяина, распахнул дверцу, почтительно прикоснувшись к своей шляпе. Мы сели – при этом я, повинуясь желанию моего спутника, занял место первым. Откинувшись на мягкие подушки, я ощутил столь сильное довольство собой, окружающей роскошью и доставшейся мне властью, что мне показалось, будто все невзгоды остались далеко позади. Голод и радость спорили за главенство в моей душе, и я пребывал в том легком и смутном состоянии, которое возникает после долгого голодания, когда ничто не кажется полностью осязаемым или реальным. Я понимал, что не смогу уяснить истину о своем чудесном везении, пока не будут удовлетворены

мои физические потребности и я не вернусь снова, так сказать, в нормальное телесное состояние. Пока же в моем сознании был полный хаос, мысли были смутны и бессвязны, и мне казалось, что никак не кончается какой-то причудливый сон, от которого я должен вот-вот пробудиться. Коляска бесшумно катилась на резиновых колесах, слышен был только ровный, быстрый топот лошадиных копыт. Вскоре я различил в полумраке блестящие темные глаза моего нового друга, устремленные на меня с пристальным любопытством.

– Разве вы не чувствуете, что мир уже у ваших ног? – спросил он полушутя. – Как футбольный мяч, ожидающий, когда по нему ударят ногой? Этот нелепый мир так легко привести в движение. Мудрые люди во все времена старались сделать его менее смешным, но безрезультатно: он по-прежнему мудрости предпочитает глупость. Мир – это мяч или волан, готовый лететь куда и когда угодно, лишь бы ракетка была из золота!

– В ваших словах чувствуется горечь, князь, – сказал я. – Вам, вероятно, довелось повидать множество людей?

– О да! – кивнул он энергично. – Царство мое обширно.

– Так, значит, вы владетельная особа?! – воскликнул я в изумлении. – Ваш княжеский титул – не просто почетный?

– Нет, по законам вашей аристократии это всего лишь почетный титул, – ответил он. – А когда я говорю, что царство мое обширно, то имею в виду, что я правлю там, где люди подчиняются влиянию богатства. Если встать на эту точку зрения, разве нельзя сказать: царство мое велико? Или даже почти безгранично?

– Вы говорите как циник, – заметил я. – Но, разумеется, вы не будете утверждать, что за деньги можно купить, например, честь и добродетель?

Он оглядел меня с причудливой улыбкой.

– Я полагаю, что честь и добродетель действительно существуют, – ответил он. – И если они истинные, то их, разумеется, нельзя купить. Но жизнь научила меня, что купить можно все и всегда. Чувства, называемые большинством людей честью и добродетелью, – это самые изменчивые вещи на свете. Выложите достаточную сумму – и они в мгновение ока превратятся во взяточничество и лихоимство! Любопытно, очень любопытно. Признаюсь, однажды я столкнулся с неподкупной честностью, но это было всего лишь раз. Можно попытаться найти нечто подобное вновь, но шансы кажутся мне весьма сомнительными. Что касается моей особы, то, пожалуйста, не воображайте, будто я разыгрываю вас или присваиваю себе чужой титул. Я самый настоящий князь, поверьте мне, и такого происхождения, каким не может похвастаться ни один из ваших древнейших родов. Однако владения мои давно распались, а прежние подданные рассеяны среди всех народов; анархия, нигилизм, разруха и политические неприятности вообще заставляют меня быть довольно сдержанным. К счастью, денег у меня предостаточно, и они помогают мне во всем. Когда-нибудь, когда мы познакомимся получше, вы узнаете обо мне больше. Кроме того, у меня на визитной карточке значатся еще разные имена и титулы, но я предпочитаю самые простые из них, потому что большинству людей непросто произносить иностранные имена собственные. Близкие друзья обычно зовут меня не по титулу, а просто Лусио.

– Значит, вас окрестили… – начал я.

– Нет-нет! – с гневом прервал он меня. – У меня нет крестильного имени! И не ищите во мне ничего христианского!

Он произнес это так категорично, что в первое мгновение я потерялся и не знал, что ответить. После паузы я смог только невнятно пробормотать:

– Вот как…

Он расхохотался:

– «Вот как» – все, что вы можете сказать? Да, и еще раз да! Слово «христианин» меня раздражает. Нет такого существа среди живущих. И вы не христианин: на самом деле никто не христианин. Люди притворяются, и в этом гнусном притворстве больше богохульства, чем у какого-нибудь падшего ангела! Но я не притворяюсь, как они. У меня только одна вера…